Окт. 29, 2010

Алтайцы верят в проклятие княжны

Автор: МК.RU

А туристы по ночам могут увидеть призрак горной принцессы

На самом юге Горного Алтая, за великими ледниками, есть земля, где время остановилось. Тысячелетиями алтайцы называют плато Укок “небесными пастбищами”. Согласно древним поверьям, в этом месте мир людей соприкасается с миром богов. Одни ищут здесь ворота в Шамбалу, другие — золото скифов. А местные жители уверены, что именно на этом плоскогорье обитает дух прародительницы всего человечества — княжны Кадым.


Легенды ожили 15 лет назад — тогда в одном из курганов археологи нашли мумию принцессы Укока. А в 2003-м по Алтаю прокатилось землетрясение. “Это плато требует возвращения принцессы на святую землю предков”, — говорили тогда. Говорят и сейчас.


Корреспондент “МК” проехал 1700 километров по Горному Алтаю, чтобы увидеть расположенное на границе России, Казахстана, Китая и Монголии плато Укок — священную для алтайцев землю.

— Вы сумасшедшие, авантюристы! Понять не могу, как меня-то уговорили ехать на Укок осенью, — эту фразу наш гид Валерий повторяет с пугающей периодичностью. — Погода здесь капризничает: уже в августе перевал может завалить снегом. Есть риск застрять там на несколько недель. А можно и до весны…
Правда, пока пролетаешь по бесконечной асфальтовой ленте Чуйского тракта, это предостережение воспринимается как местная байка.

Жизнь по часовой стрелке

Глубоко за полночь наш “ГАЗ-66” — одна из немногих машин, способных проехать на плато в это время года, — круто сворачивает с трассы. В свете луны у подножия гор вырастают шестиугольные силуэты аилов — традиционного пристанища для настоящих искателей приключений.

“На порог не наступаем — обидим хозяев”, — инструктирует руководитель туристической компании, организующей экспедиции на Алтай и в Среднюю Азию, Леонид Рожнов.

— К примеру, в Монголии к этой традиции относятся еще серьезнее. Там даже разговаривать через порог не принято, а тем более наступать на него или садиться, — поясняет Леонид Рожнов. — Раньше считалось, что наступивший на порог гость таким образом предупреждал хозяев о своих дурных намерениях. Его сразу считали врагом. А в тринадцатом веке за нарушение этого табу даже могли казнить.

На улице трава покрылась инеем, а за бревенчатыми стенами аила тепло, как в бане. Вместо ковров со стен скалятся волчьи шкуры, трещат поленья в буржуйке. Наш аил рассчитан на туристов. В традиционных же до сих пор готовят на огне, дым от которого выходит в специальное отверстие в крыше. Рассаживаемся тоже по древнему обычаю: мужчины — слева от очага, женщины — справа. “Налево женщинам нельзя — это мужская половина. Там хранятся ружье, плетка, седло”, — поясняет пригревшая нас хозяйка.

— А как же супружеский долг? На улице? — решил пошутить кто-то из группы.

— Тогда муж приходит на женскую половину. Там обычно есть центральное брачное ложе.

Для алтайцев аил — это микрокосмос, храм. Жизнь в нем строго регламентирована. Даже ходить здесь можно только по часовой стрелке.

— Нельзя выбрасывать мусор в очаг, плевать в него. Прикуривать от огня и то считается неприличным, — перечисляет правила гостеприимства Валера. — А уж переступать через него и подавно.

Молитва на дереве

Еще день дорога петляет среди горных рек и озер с разноцветной водой — от нежно-голубой до бирюзовой. Деревья почти у каждой речушки напоминают бельевые веревки во дворе неумелой прачки: на ветру колышутся тысячи обрывков материи.

— Повязывая на ветке ленточку, местные молятся духам перевалов или источников. Раньше для этих целей использовали волосы из гривы коней, — поясняет Валера. — Ленты колышутся на ветру, разнося молитвы по Алтаю.

На перевалах, где деревьев почти нет, устанавливают обо — культовую пирамиду из камней. В центре обычно крепят палку для молитвенных лент. Причем их цвет тоже символичен: красную материю повязывают духам огня, желтую — Солнца, голубую — реки.

Тяжело вздыхая на ухабах, машина заворачивает в поселок Кош-Агач — последний населенный пункт в путевом листе. По всему райцентру разбросаны маленькие хижины-скворечники с плоскими крышами. Осадков здесь почти не выпадает, а потому сооружать пологую крышу просто нет смысла. Жизнь — и так неторопливая в глубинке — здесь будто застыла в прошлом веке. Течет, как мед с ложки.

“Перетяжка матрацев и перин” — гласит вывеска на одном из “скворечников”. “Телеателье”. “Культтовары”. Ходишь, будто по музею под открытым небом.

“Может, барана купим? Шашлычок, шурпа…” — предложил кто-то из группы, заметив на одном из домов крошечную вывеску “Свежее мясо”.

Валера неодобрительно покачал головой.

— Для алтайцев плато Укок — священная земля. Здесь есть свои законы: запрещено резать скот, распивать спиртное. Даже громко кричать — и то грех. Местные верят, что за нарушение этих табу Укок может отомстить.

— Похожее отношение и у бурят к Байкалу, — заметил руководитель нашей группы Леонид Рожнов. — Озеро издавна обожествлялось, считалось священным. Упаси бог на его берегах ругнуться или устроить драку.

Оформление пропуска на плато — последняя формальность. Еще недавно путь туристам сюда был закрыт: приграничная территория. Теперь въезд разрешен только по спецпропускам.

— Домашний, рабочий телефон. Пишите… — лениво потягиваясь, пограничник тычет пальцем в графы анкеты.

— Это зачем?

— Мало ли что. Вот за последние полтора месяца — пять смертельных случаев. Троих река отправила на тот свет, двое сорвались. Одного из туристов искали-искали, а наткнулись на труп мужика, пропавшего в 2005-м. А у вас дорога сложная: на перевале уже снег лег, — с этими словами пограничник отдает нам путевые листы, где в графе “цель приезда” каллиграфическим почерком выведено: “туризьм”…

Череп на крыше дома твоего

Расположенное на самом юге Республики Алтай плоскогорье Укок — перекресток миров в прямом и переносном смысле. Местные верят, что плато находится на границе земного и небесного сводов, и относятся к нему почти как к живому существу. Говорят, оно даже желания исполняет.

— Будем надеяться, что Укок нас пропустит, — Валера смотрит на молочное марево, “закипающее” над перевалом Теплый Ключ — самым высоким автодорожным перевалом на Алтае, — и меняется в лице. — Если нет, машину придется оставить зимовать здесь, а самим идти пешком.

Всего-то 15 километров — а машина забирается уже третий час. Метр за метром, натужно рыча и сокращаясь в механических судорогах. Направо лучше не смотреть — даже сквозь снежную крупу видно, как из-под колес осыпаются в километровую пропасть камни.

Только через семь часов “шишига” причаливает к зимовью чабанов — месту, выбранному для стоянки. С крыши в нас впиваются пустые глазницы лошадиного черепа: хранитель затерянной среди голой степи хибары первым приветствует нашу экспедицию на плато Укок.

— Не пугайтесь, — заметив наши недоуменные взгляды, спешит успокоить гид. — Оставлять лошадиный череп на кровле дома — тоже местная традиция. Это животное издавна преодолевает огромные расстояния, перевозит людей от одного селения к другому. А значит, может соединить и два мира: земной и небесный.

Шаткая дверь избенки никогда не видела запоров: любой путник, пока хозяева — пастухи, перегоняющие на зиму свои отары на укрытое от ледяного ветра плато, — еще не вселились, может получить здесь крышу над головой. Воспользовались гостеприимством и мы.

— Что для нас Укок? — переспрашивает наш водитель Анатолий — коренной алтаец, перенося из машины в хибару провиант и спальники. — Здесь корни всего человечества, святая земля предков. Стоит старейшинам сказать, что плато угрожает опасность, — и люди опять вернутся сюда, к княжне Кадым.

Сторожевые псы границы

…В залепленном грязевыми кляксами лобовом стекле мелькают обтянутые силовым кабелем пограничные столбы. Путь к урочищу Бертек, где и находятся священные курганы, проходит вдоль контрольно-следовой полосы между Россией и Китаем. Советская власть обмотала плато сотнями километров колючей проволоки — будто покрытые ледниками горы сами по себе не являются надежной защитой от перебежчиков. Кое-где ощетинившиеся металлические змеи свиваются в клубки: деревянные части заграждения уже давно растащили на дрова местные пастухи.

— Странно, что никто еще не сдал и проволоку на цветмет, — замечают в салоне.

— У алтайцев психология другая: нет жажды наживы. Зарезал барана, накормил семью — значит, день прожит не зря, — поясняет Толик.

250 лет назад именно отсутствие этих заграждений решило судьбу алтайского народа. Спасаясь от постоянных набегов монгол и джунгар, 12 зайсалов отправились просить помощи у российского императора.

— На крови они поклялись охранять государственные границы от изменников — пока алтайский народ не вымрет до последнего, — под монотонное рычанье мотора начинает рассказывать водитель. — В каждой деревне появились сторожевые псы–воины, выслеживающие и убивающие предателей. Мать мне рассказывала, что такие люди живут и по сей день, исполняя клятву.

Даже историю любви его родителей — красавицы алтайки-матери и русского богатыря-отца — слушаешь, как древнюю легенду. Кровавую и романтичную.

— На Алтае до сих пор есть деревни, где браки между алтайцами и русскими не в почете. Моя мать как раз из такого селенья. Отец влюбился в нее и решил выкрасть из семьи. Папу нашли ее родственники — избили и оставили у берега реки, чтобы вечером прийти и добить. Но мама перепрятала своего возлюбленного, тем самым сохранив ему жизнь. Спустя год, оправившись от ран, отец все же исполнил задуманное. Шесть месяцев они скитались по деревням, пытаясь скрыться от идущих по пятам родственников. А когда их нагнали — у матери в животе уже был я. Иначе убили бы обоих. Когда мне исполнился год, отец поехал мириться. Его пристегнули к столбу и три дня били плетками…

Проверяли силу крови. Это еще один местный обряд. Если чужак выдерживал пытки, он достоин войти в новую семью. Нет — его больше даже на порог не пустят.

Проклятие алтайской принцессы

Увлекшись разговором, мы чуть не проезжаем конечную цель нашего путешествия на плато — курган Ак-Алаха, в котором в 1993 году нашли мумию укокской принцессы. Обнаружила ее археолог Наталья Полосьмак в уже разоренном могильнике. Тогда коллеги посмеивались: “Что можно найти во вскрытом кургане?..” А она упорно копала, будто чувствовала, что под верхним захоронением есть что-то важное.

Удача ей улыбнулась: спустя неделю лопата наткнулась на ледяную “камеру”. Лед растапливали теплой водой — кружка за кружкой, — пока из глыбы не начал появляться деревянный “саркофаг”.

— До сих пор эта мумия считается самой ценной находкой на Алтае, — поясняет Валера, как только мы подходим к кургану. — Сохранилось все, начиная от одежды — шелковой рубахи, шерстяной юбки, войлочных чулок — и заканчивая париком из конских волос, войлока и дерева.

Тело алтайской принцессы почти не тронуто тлением — даже татуировки в виде грифонов сохранились на руках. В этом же могильнике лежала шестерка лошадей, сосуды с остатками пищи, карманное зеркальце.

— Технология погребения была такой: сперва выкапывалась яма глубиной 5—6 метров, на пол устанавливали сруб из бревен — своего рода гроб, — объясняет Валера. — Скифы понимали, что свободное пространство погребальной ямы заполнят грунтовые воды, которые со временем превратятся в лед. Благодаря этому ледовому “саркофагу” захоронение смогло так хорошо сохраниться. Кроме того, древние скифы обладали техникой мумификации: все внутренности принцессы были извлечены, тело набито травами.

До сих пор ученые гадают, кем была эта женщина, — ведь принцессой ее окрестили журналисты. Одни по сохранившейся в склепе утвари записали ее в шаманки. Другие верят, что молодая “аристократка” взяла на себя грех рода и отравилась: ведь никаких признаков насильственной смерти или заболеваний у нее не нашли.

— Доподлинно известно лишь то, что курган относится к скифской культуре. Его возраст — 2,5 тысячи лет. Принцессе было всего 23 года. Умерла она зимой, а похоронили ее только летом, когда в этих местах можно копать, — говорит гид.

Местные жители сразу же окрестили ее прародительницей всех алтайцев — княжной Кадым. Якобы посвященные знали о месте ее захоронения, но даже не могли помыслить откопать “праматерь”.

Легенды о проклятии, настигшем Алтай, начали кочевать от зимовья к зимовью. Шесть лет назад, когда сильнейшее землетрясение оставило без крыши над головой местных жителей, особо мнительные стали бунтовать. Говорить: “Это дух принцессы требует возвращения ее тела на небесные пастбища Укока”. Начался сбор подписей в поддержку если не перезахоронения, то хотя бы возвращения мумии в Республику Алтай.

Споры продолжаются по сей день. И только местные чабаны рассказывают, как в предрассветном тумане на месте раскопанного кургана они иногда различают силуэты шатров. Слышат ржанье лошадей. И вдруг замечают уплывающую вдаль женщину в желтой рубахе…

Рейтинг: 0