Янв. 5, 2014

«Главное – чтобы люди, олени и собаки жили дружно», 24.06.2013«Золушка на выданье», 24.05.2013

Выбор Ненецкого автономного округа (Нарьян-Мар)

28 от 26.06.2013

 

Владимир ПОЧЕЧИКИН

Главное – чтобы люди, олени и собаки жили дружно

– С чего начнём? – список наших и прустовских вопросов лежал перед нашим бессменным тундровым гидом, хозяином общины «Вы» Матвеем Чупровым.

– С чего угодно. Мне нечего скрывать, я же местный. А местные всё про всех знают, а если даже не знают, всё равно выяснят. У нас никогда ничего не принято скрывать. Такие мы, местные.

 – Какие события в жизни, какие люди сделали из тебя человека, каким ты стал сейчас?

 – Конечно, это прежде всего родители, потом – мои старшие братья – Николай, который старше меня на одиннадцать лет, Александр – он на десять лет старше и Леонтий – на пять лет. Бывают события, вроде мелкие, но для северного мужчины – определяющие. Почему-то вспоминаются именно мелочи, которые самостоятельно сделал впервые: первый раз отправился на лодке по реке, добыл первого гуся… Когда растёшь, кажется, что воспитывает мама, взрослея, понимаешь, что всему научился у отца. Хотя дома его можно было застать редко – работал сутками, много лет подряд был заместителем председателя колхоза, потом заведовал оленно-товарной фермой. Очень часто летал по бригадам и всюду таскал меня с собой. Казалось бы, зачем круглому отличнику с явно гуманитарными наклонностями знать, как пасут оленей, как вообще живут пастухи? Я только потом понял: так он внушал мне, каким должен быть мужчина на Севере. Он показывал только то, что, кроме отца, никто дать сыну не мог. Мне лет пять было, когда братья научили ставить силки на куропаток, их тогда в окрестностях Красного было очень много. Идут свои силки проверять и подложат мёрзлую куропатку в мои. Потом мне: сходи, мол, проверь свои силки, может, и в твои залетела? Несёшь добычу в дом с радостью, не понимая, что тебе её подложили. Это первые шаги, а дальше нас всех воспитывали и сам посёлок, и школа. У нас в классе было на восемь девчонок двадцать мальчишек, и все – «оторви да выброси». Наш классный руководитель Николай Игнатьевич Кожевин не только влюбил нас в литературу, он был ещё и учителем по жизни. Наш класс, в отличии от других, в конце недели пропадал в походах. Обычно в производственную школьную бригаду на сенокосы брали старшеклассников, а мы впервые поехали на работу в шестом классе. Зимой на лошади ездили по посёлку, собирали пищевые отходы, которые сдавали на ферму – вырученные деньги шли на классные мероприятия. Очень много талантливых ребят воспитал наш Николай Игнатьевич, жалко, что не у всех была возможность учиться дальше – мы ведь школу закончили в самом начале девяностых, которые потом прозвали лихими. В стране – разруха, оленеводы из состоятельных людей разом стали банкротами. Как медалист, я легко поступил в легендарный РУДН – Российский университет дружбы народов. Родители не баловали, самому приходилось думать, как выкручиваться, чтобы продолжить обучение – после лекций шёл разгружать вагоны, никакой работы не гнушался.

 В университете нам открывали взгляд на сложное устройство мира со всем многообразием его экономического устройства. Мы были гуманитариями, но на самом деле одним из важнейших предметов считали политэкономию. У нас преподавали её в не совсем, как тогда было принято, марксистском ключе. Для меня Карл Маркс представлялся совсем не коммунистическим деятелем, а преимущественно гениальным экономистом. Уже на четвёртом курсе я понял, что первая моя научная, а потом и дипломная, работа будет связана с Севером. «Государственное регулирование развития Севера в переходный период» – так называлась эта тема, которая, как оказалось, станет основной в моей дальнейшей жизни. Судьба дала уникальную возможность убедиться, что к Северу вообще нельзя подходить, не учитывая главного в Арктике – людей, живущих в тундре. Причём, учитывать не только их присутствие, но и их интересы, понимать, что является сутью их жизни. Существующий разрыв между тем, как живут эти люди, и какой их жизнь кажется из кабинета чиновника, заключается в многолетнем и полном отсутствии государственной политики в этом направлении. Во всём, что касается жизни коренных малочисленных народов. Направления, которые сейчас зарождаются, формулируют не в России. И это страшно, потому что история европейской культуры сегодняшнего дня доказывает, что в конечном итоге глобализм приводит к вытеснению коренных народов. Нам навязывают принципиально чуждые ценности. А ведь мир, который реально существует в тундре, зачастую гораздо правильнее и интереснее, чем в мегаполисе. А главное – он способен на автономное существование в длительном периоде времени.

К сожалению, мы смотрим на коренные народы с точки зрения глобальной экономики, а надо – наоборот. Нас учат тому, что самое главное, чтобы оленеводы знали свои права в общении с крупными нефтяными монополиями, что они должны бороться с нефтяниками за экологию тундры. А ведь самое главное в тундре – чтобы люди, олени и собаки жили дружно. Всё остальное – это отвлечение людей от их сути. Мы должны думать о том, как будем жить во времена, когда нефть закончится. Нефть – это не спасение, а испытание, которое мы должны пройти, чтобы сохраниться. Нашей самобытности мы должны не стыдиться, а гордиться ею. Хотя бы потому, что кто-то её уже потерял. И то, что мы ездим на оленях – это не отсталость, это круто.

 – Матвей, кажется мы уходим от темы. Все хорошо знают, что рассказывать об Арктике, о тундре ты можешь часами. Давай вернёмся к Прусту и жизни насущной. Твоё любимое занятие?

 – Общаться с теми, кто кочует по тундре.

 – Любимая еда?

 – Как у всех, кто живёт на Севере: гуси – весной, рыба – летом и оленина во всех видах – всё остальное время года.

 – Главная черта твоего характера?

 – Уважение к старшим, поэтому лучше спросить про характер у родителей и старших братьев.

 – Что ты больше всего ценишь в друзьях?

 – То, что они живут рядом.

 – Что для тебя наивысшее счастье?

– Когда счастливы окружающие меня люди.

 – Что бы ты хотел изменить в своей жизни?

 – Ничего. Жизнь она такая, какая есть – и в трудностях, и хороших моментах. Из всего, что случается, необходимо выносить уроки.

 – Твой любимый литературный или исторический герой?

 – Тыко Вылка и все мифы, связанные с его жизнью. Находясь далеко от своей любимой Новой Земли, он сохранял её в своём сердце и никогда не изменял ей.

 – Что ты считаешь богатством?

 – На самом деле, всё, что необходимо для жизни в чуме.

 – А роскошью?

 – Всё, без чего в чуме можно обходиться.

 – Чем ты особенно гордишься?

 – Своей родиной, нашей тундрой. Мы живём в удивительном месте, где наши предки научились жить в гармонии с суровой природой. Именно у нас оленеводство возникло как коллективное товарное производство, если рассматривать его с точки зрения политэкономии. Триста лет назад коми-ижемцы научились этому навыку у ненцев, потом они научили пасти и приручать оленей саамов Кольского полуострова. Это был совместный и абсолютно уникальный продукт двух культур. Тогда перед жителями тундры встал вопрос: как ассимилировать приток кочевого населения, как его прокормить? Объединившись, они смогли этот вопрос разрешить. И тундра на самом деле выиграла.



Выбор Ненецкого автономного округа (Нарьян-Мар)

24 от 24.05.2013

 

Владимир ПОЧЕЧИКИН

Золушка на выданье

По-соседству с Йоулупукки

Финский город Рованиеми знаменит на весь мир тем, что именно в его окрестностях, точно на границе Полярного круга, расположена резиденция Санта Клауса, которого по-фински раскатисто зовут Йоулупукки. Следующей достопримечательностью этого городка можно смело считать предприятие по производству кожи и декоративных украшений из оленьего меха – Лапин Нахка. Кстати интерьеры офиса компании, декорированные шкурами, очень похожи на убранство домика финского Санта Клауса. В феврале Йоулупукки прилетал в Нарьян-Мар, чтобы вместе с детворой отметить международный праздник День защиты холода. Декоративные оленьи шкуры, изготовленные в цехах фирмы Харри Покка, разлетаются по всему миру, увозя на память частичку сказочных впечатлений. О том, как Харри и его советники Ааоро Лехтониеим и Мария Ракколаинен добрались до самой дальней зимовки ненецких оленеводов в мезенских лесах, мы писали в самом начале весны («Путешествие в стиле техно», ВНАО от 15.03. 2013). Ассоциация ненецкого народа «Ясавэй» и фирма Лапин Нахка продолжили на прошлой неделе, уже в Нарьян-Маре, поиск единомышленников для участия в проекте КОЛАРТИК «Оленья шкура – высшее качество».

Особенности национальной выкройки

Про финнов сочинили столько анекдотов, что соперничать с ними могут, пожалуй, только чукчи. В основном, подшучивают над якобы природной медлительностью, ну, например: «Настоящий финн должен сделать в жизни три вещи. Если успеет». Вот чего уж нет в характере Харри Покка из Рованиеми, так это заторможенности: глядя на него, думается, что, наоборот, это мы медленно запрягаем. Мы познакомились в Мезени, когда вместе ездили на снегоходах в бригаду оленеводов, зимующих в здешних лесах. На фоне нашей вечной суетливости, он, действительно, несколько флегматичен. Но видели бы вы, как светится лицо, когда он смотрит на природный мех, или когда гладит, едва касаясь, оленью шкуру, или просто рассуждает про то, как её надо обрабатывать. Харри занимается скорняцким ремеслом большую часть своей жизни – почти тридцать лет. А в детстве, сколько себя помнит, всегда видел, как работает с природным мехом его отец, основатель этой, ныне самой раскрученной в Скандинавии фирмы по производству кожи и сувениров из оленьих шкур Лапин Нахка. Фирме без малого полвека, за это долгое время в Европе успели расцвести и прогореть десятки коллег по бизнесу, а семейный картель «горячих финских парней», вопреки мифической медлительности, стал самым крупным европейским поставщиком нежного природного сырья.

Конечно, Харри Покка заглянул к нам на Север неспроста. Разрабатывая проект «оленья шкура – высшее качество» совместно с Ассоциацией Ясавэй, он и не скрывал, что Лапин Нахка держит в уме расширение объёма производства. Фирме уже мало тех 120 тысяч оленьих шкур, которые скупаются в Финляндии, в Швеции, Норвегии и совсем немного – в Гренландии. Вроде бы всё просто: у них шкур не хватает, а у нас они валяются, бери – не хочу. Если в Мезени оленеводы из восьмой бригады общины «Канин», забив оленя, прямо на снегу показывали, как принято кроить шкуру у них, в Неси, то на встречу в нарьянмарским офисе «Ясавэя» Харри привёз в сувенирном саквояже шкуру и кожу, сделанные так, как требует европейский покупатель. С утра он успел показать эти образцы в Управлении АПК и ветеринарии. Затем – специалистам «Харпа» в Красном и в Управлении по делам коренных малочисленных народов. И все вслед за мастером гладили мех и восторгались выделкой кожи.

Если сказать честно, хозяйки чумов (давайте, как и сами тундровики, не называть их чумработницами) выделывают шкуры не хуже, но только когда им это нужно и маленькими тиражами. На встрече, что прошла накануне, начальник Управления АПК и ветеринарии Кирилл Шимко оценил потенциальный окружной рынок оленьих шкур в двадцать тысяч экземпляров в год. Это четверть нынешнего оборота Лапин Нахка, но вряд ли мы в ближайшее время их шкурами закидаем. Ненецко-финский проект рассчитан на два года, удастся договориться – будет лучше, не удастся – будет как всегда. Но судя по интересу, проявленному к проекту нашими специалистами, уже настала пора переходить от теории к собственно бизнесу. На встречу с финнами в офис «Ясавэя» пришли эксперты крупнейших оленеводческих хозяйств округа: «Ерв» представлял Илья Хабаров, отвечающий за торговлю продукцией СПК в Архангельске, «Путь Ильича» – исполнительный директор Федот Кустышев. Союз оленеводов НАО – объединение восьми оленеводческих кооперативов – поручил оценить проект Владиславу Выучейскому.

Евро пишем, два в уме

Харри разложил шкуру на столе, и лицо его мгновенно заиграло тем самым нездешним светом. Покка заговорил о самом жизненно важном – о барабанах, сухой засолке, о вешалах, на которых шкуру надо предварительно растянуть. Будущих партнёров смущало всё то же несоответствие важности предстоящей задачи и конечная цена всей этой шкурной канители. Хорошо, читалось в их простодушных лицах, сделаем мы эти самые барабаны, научите вы нас сухой засолке, потом надо это всё как-то и на чём-то доставить до границы или напрямую до Рованиеми. Ах да, надо ещё умудриться пройти наш санитарный контроль и таможню – препоны, особо беспощадные к своим. Иногда – бессмысленно беспощадные. Опять же – к своим. Закупочная цена одной засоленной шкуры – десять евро. Федот Кустышев считал глазами будущую выручку и никак не мог её уловить. Наконец, сознался:

– Мы от одного оленя на камусе зарабатываем 70 долларов. Может, вы нам камус будете продавать? Мы бы его сами из Финляндии вывозили…

Лет тридцать-сорок назад финны активно торговали камусом, будем говорить, как это принято у профессионалов, оленьими лапками. А потом, как отрезало, спрос на них в Европе упал – кому эти мокнущие под дождём унты нужны в эпоху всемирного потепления? Акционерное общество семьи Покка вообще ничего не шьёт – ни сумок, ни тапочек, ни одежды. Где-то семьдесят процентов продукции – это декоративные шкуры для интерьеров, остальное – замша или сафьян, которые у них покупают ремесленники для сувениров. Камусы – и это непостижимо для нашего национального сознания – финны просто перемалывают в мясорубках. Зато их шкуры призваны приносить радость тысячам людей, а мы выбрасываем свои, безжалостно убивая природу, иногда прямо на окраине посёлков. Сорок тысяч оленей проходит через убойные пункты округа ежегодно. Ещё какая-то часть частного стада забивается, как говорят, «на земле», не доходя до убойного кораля. Специальную печь для сжигания шкур – крематор – установил комбинат «Мясопродукты» на убойном пункте в Хорей-Вере. Только утилизовать на ней девять тысяч шкур одной убойной компании оказалось делом нереальным. От силы дней через пять крематор не выдерживая высоких температур, сам перегорает и теперь требует сварочного ремонта. Есть печи, которые работают от газа, но где, кроме Красного, у нас есть возможность подвести его к площадке убойного пункта? В общем, ответить, почему финны «фаршируют» камусы, а мы гноим шкуры, можно двумя словами – отсутствие спроса.

 – Мы в прошлой поездке на Мезень поняли, что камус для вас очень важен. Мы уже не настаиваем, чтобы шкура здесь, на месте раскраивалась так, как это делаем мы. Хочется понять, насколько вы высоко сможете её раскроить? – приятно было, что Харри после мезенской поездки учёл экономический резон наших оленеводов. В Хорей-Вере в этом году хозяйство продавало жителям необработанные оленьи лапки по 400 рублей за штуку. После вычета всех транспортных расходов получается, что за шкуру, сданную в Финляндии, предприниматель получит рублей двести...

Тут же над шкурой, похожей на карту округа, они склоняются и при помощи переводчика Марии Ракколаинен пытаются найти общий язык.

 – Сантиметров 45 должна быть лапка, вот от этого сустава сантиметров пятнадцать, – загадочно улыбается Харри.

 – Потом, учтите, наши олени крупнее ваших… У нас телята иногда под сорок килограммов. И шкуры наши крупнее, так что мы по дециметрам перекроем эти кончики, – парирует Федот.

Мы рассмеялись. Когда Мария перевела, засмеялся тот, кто знает о сухой засолке оленьих шкур практически всё.

Ведь технология барабанной засолки начата в Скандинавии его отцом, а сын собственноручно устанавливал эти нехитрые агрегаты на убойных пунктах своих партнёров. Потом навыки отца передавал уже детям тех забойщиков. От Покка многие уходили туда, где обещали закупочные цены повыше, а потом снова возвращались – дорого да колко.

Насильно мил не будешь

Вице-президент «Ясавэя», депутат Архангельского областного Собрания от НАО Владислав Песков объясняет:

 – Харри предлагает самое бесценное из того, что накопила его фирма – опыт и личное участие в организации рынка. А ещё – вместе искать решения, устраняющие погрешности на пути к продукции высокого качества. В рамках данного проекта есть возможность пройти обучение в Финляндии. Это не так страшно, как на первый взгляд кажется, ничего сложного нет. Другое дело, что мы ещё не представляем логистики бизнеса. Не знаем, как будут продаваться шкуры: может, есть смысл построить общий рынок? Может, нам будет выгоднее получать за продукцию не живыми деньгами, а выделанной кожей. Здесь есть спрос на кожу, доведённую до кондиции, которую могли бы покупать местные мастера-умельцы.

Недоверие нашего малого бизнеса к «иноземным купцам» можно понять. В своё время у нас имелся опыт работы с отечественным производителем, и всё было более-менее честно: шкуры засаливали и пластами, в замороженном виде, укладывали на поддоны и доставляли в Усть-Цильму, Сыктывкар, Мурманск. «Путь Ильича» работал по принципу «фифти-фифти» – привозили тысячу шкур и пятьсот увозили в хозяйство, уже в виде выделанной кожи. Подкосило этот бизнес (и разве только этот?) вхождение страны в глобальные рыночные отношения. Хлынувшая из Турции кожаная одежда – плащи, куртки, обувь – стоила в начале нулевых годов сущие копейки. Соревноваться с диким капитализмом наше допотопное производство оказалось не в состоянии. У Федота Кустышева было за последние несколько лет два печальных эксперимента прорваться за кордон со своим товаром: приезжали с виду солидные люди, предлагали обрабатывать шкуры в Турции. На свои кровные он скупал у частников камус, оплачивал перевозку, но на каком-то этапе пути «солидные» испарялись из виду.

Но вернёмся в сегодняшний день, в офис «Ясавэя». Чем дальше, тем оживлённее становился разговор. Федот объяснял президенту ассоциации, окружному депутату Александру Белугину, почему частнику выгоднее продавать мясо в Печоре или Ухте, называя цену за килограмм в долларах. У нас он сдаст «Мясопродуктам» килограмм за четыре доллара, а Коми, скажем, за шесть с половиной. Удивительное это явление – отечественная экономика, северная – особенно. Везёшь за тридевять земель, туда, где своих оленей пруд пруди, получишь больше, чем от продажи местным производителям.

 – Почему ты в долларах-то заговорил? – улыбался депутат.

 – Чтобы всем понятнее было.

Нам было понятно, что пока ещё ничего не понятно, а что уж поняли финны, остаётся только догадываться. Судя по тому, что Харри попросил Илью Хабарова показать на карте, где находится Варандей, он искал какой-то секрет из области логистики, который сблизит нас в общей работе. Они склонились над картой и обозначили место убойного пункта красным крестиком. Точно таким же, какой уже маячил над топонимом Хорей-Вера. Владислав Выучейский, ссылаясь на горький опыт предпринимателей в России, предлагал выбрать для эксперимента крепкое хозяйство, способное преодолеть риски без помощи государственных вливаний. Кто-то убеждал, что без дотаций на производство всё равно не обойтись. На что Александр Белугин резонно возражал:

 – Прежде чем думать о дотациях, между собой нужно договориться о стратегии оленеводства как отрасли. Сегодня такого общего понимания нет.

Малый бизнес моделировал свои будущие отношения, пока по-чапаевски, как говорится, «на картофелинах», но всё-таки не ясная до сих пор картинка постепенно проявлялась, будто объектив нашёл нужную резкость. По-крайней мере, у малых предприятий есть хотя бы какой-то шанс договориться. В поисках обоюдной выгоды, конечно, придётся ещё немало повозиться, прежде чем найдутся общие точки соприкосновения. Как сказал полушутя-полусерьёзно после встречи в своём Управлении Кирилл Шимко, любой договор – это компромисс, в принципе, не устраивающий обе стороны.

Заря с той стороны, где живут лесные ненцы

Оказывается, так в буквальном переводе звучит слово, о которое по пути на работу спотыкается взгляд – «Ялумд». Так называется единственное в округе предприятие лёгкой промышленности, выжившее в мутных рыночных течениях. Оно никогда не получало дотаций и преференций из бюджета. «Ялумд» никогда не просил о помощи, потому что здесь привыкли зарабатывать своим трудом. Для Харри оказалось приятной неожиданностью встретить в лице генерального директора «Зари с той стороны…» Татьяны Козулиной профессионального технолога кожи, которой, наконец-то, не надо объяснять, чем мокрая засолка отличается от сухой, зачем нужно засаливать в барабанах с вакуумной солью, а не «в конвертах», как это делается у нас традиционно. Если, как мы уже отмечали, Харри улыбается только тогда, когда видит хорошо выделанную кожу, то здесь, на складе готовой продукции, среди сувениров из меха и фирменных национальных унтаек, он просто расцвёл. Всё ходил и щупал, трогал, гладил рукой развешанные на стойках меха. А были здесь не только оленьи, но и волчьи, лисьи шкуры. Женщины, непосредственно участвующие в проекте, сопровождавшие грубое мужское племя и в Мезенских лесах, и в остальных поездках, – Мария из Рованиеми и Марина Потрохова из Мезени – принялись примерять на себя всё это природное золото. Именно женщины делают вот уже несколько веков кряду всё возможное, чтобы слова «мех» и «золото» оставались синонимами. «Чёрное золото», уверяют, иссякнет, а это меховое царство не исчезнет никогда. Директор «Ялумда» хорошо разбирается не только в технологии, но и в конъюнктуре сырья. Знает, у кого можно закупать лапки дешевле, а у кого и почему никогда нельзя покупать. Мы, как свидетели этих разговоров, обещали не выдавать коммерческих секретов. Ведь пришли сюда, в цех, не подслушивать, а подглядывать. Кстати, здесь Харри с одобрением рассматривал не только сырьё и заготовки, но и станки – практически все онии такие же, как и у него в Рованиеми.

 – У нас только шлифовального станка сейчас нет, для нашего производства такое качество не требуется, – заметила она, оценивая шкуру, которую, как витязь, мастер всегда носил с собой. – А вот кожу, как ваши мастера, мы, конечно, делать разучились…

Харри решил, что лучшего подарка коллегам по ремеслу трудно придумать, и оставил на память «Ялумду» образец, привезённый для демонстрации качества, которого надо добиваться в совместном проекте. Потом они ещё долго договаривались о чём-то. И всё-таки одну из «тайн», услышанных здесь, хочется разболтать. Татьяна Козулина уверена, что цены на камус в округе ажиотажно подняты спекулянтами из Якутии и Бурятии, которые скупают оленьи лапки, что называется, на корню. Их обувь, обшитая блёстками искусственного жемчуга и всякими разноцветными аппликациями, стоит гораздо дороже нашей, традиционно и природно застенчивой. Скромной, как, собственно, и природная, какая-то внутренняя красота женщин тундры, которые её носят. После встречи в «Ялумде» Владислав Песков поделился с Харри только что возникшим соображением:

 – На мой взгляд, это предприятие – ещё один партнёр в нашем проекте. Если, конечно, посчитают нужным. Мария перевела на финский, и Харри согласно закивал головой:

 – Of course!

По-нашему это значит – конечно же!



Рейтинг: 49129