Дек. 7, 2017

Слово певучее

Автор: «Лицей»

 

Размышления после выступления в Петрозаводске сказителя Александра Маточкина. 


«Ходит по Русскому Северу человек и собирает драгоценный мёд словесный: на Мезени, Печоре, Вологодчине, Смоленщине, Псковщине Пинеге, Устье и в Ленобласти. Мало этого, ещё и поёт собранное»

 

Как не сронить бы из сердца светлую радость и тишину,
Как бы не расплескать из глаз бескрайнюю синь,
Не сорваться б по глупости на ранящий крик, на войну.
Тишину так просто спугнуть, даже без выдоха — «сгинь!»
Из ладоней уходит тепло, из сердца милость течёт
В песок под ногами, в заоконный вороний грай…
Так хочется сохранить то, что не взять в расчёт —
Былины и старины,
Слово певучее…
И внутрь
Нас
Рай.


… Вчера в ПетрГУ произошло тихое чудо. Без фейерверков, восклицательных знаков на бесконечных заборах, наглой флуоресцентной рекламы и зычных зазывных выкриков «Иди! Бери! Вперёд! Ты этого достоин!». Сказитель, фольклорист Александр Маточкин, сидя на простом стуле в «Музее истории ПетрГУ», два с половиной часа изливал на нас живительным потоком печорские старины, песни, сказки, духовные стихи.

Александр Маточкин. Фото Валентины Калачевой

Казалось бы, и что? Ну, пропевал он нам без причудливых аранжировок незамысловатые сюжеты, иногда напоминающие опоэтизированные статьи уголовного кодекса: один богатырь напился и разворотил в дрова шатёр другого, или вот некий Чурила переспал с женой Пермятиной и принял смерть от законного мужа, не помог и подкуп девушки-чернавки в эквиваленте 25, 50 и 100 рублей… Куда смотрят продюсеры кассовых фильмов? Одна сцена разрушения шатра в мельчайших деталях и подробностях из старины «Добрыня и Дунай» — что с посудой хрустальной случилось, что со скатертями шелковыми, что с грамоткой богатырской — приклеит к широкому экрану массу народа. Это вам уровень «Человека с бульвара Капуцинов», не ниже. Не говоря уже о многодневной богатырской бойне, которая как всегда, закончилась пиром на весь мир, естественно, в ныне опальном Киеве-граде.

 

У нас представление о былинах-старинах какое? Нечто покрытое пылью с палец толщиной, непонятное и занудное, «преданья старины глубокой». Вот учительнице литературы по долгу службы этим интересоваться положено, а у нас Кубок Конфедераций-2017, выборы кого-нибудь куда-нибудь, вечный марафон за лучшей жизнью — и будет с нас. Пена дней на завтрак, на обед и на ужин. А фольклором желудок не набьёшь. Но вот слушаешь духовный стих про Вознесенье, построенный на диалоге Небесного Царя Христа со вдовами-сиротами и святым Иоанном Богословом, — и как будто вчера написан. Дай нищим и убогим гору златую да реку медвяную сиречь рай земной — всё равно им ничего богатыри с купцами не дадут, всё порастащат, повычерпают. Только Слово Божие в утешение останется. На все времена.

 

А где ж чудо? А чудо в том, что зайдя вчера буквально с шумной улицы нашего современного города в ПетрГУ и зная о былинах и фольклоре только то, что в меня пыталось вбить молотком по голове отечественное среднее образование в 5 классе при моём стойком сопротивлении, я оказалась в тихой обители радости и певучего слова, которое исчезает из России как какие-нибудь древние фрески разрушенных монастырей или деревянное зодчество, не попавшее по досадному недоразумению в какие-нибудь заветные списки национального достояния. Река Смородина, сине морюшко, чисто полюшко, птички-невелички, красно солнышко, горушки высокие — выглядит как генетический код, как тающий спасительный лучик в темной комнате, особенно в декорациях, где поля заброшены и загажены километрами, птички — сплошь серые вороны да обнаглевшие голуби, вместо воздуха смог, а солнышко… Некогда на него смотреть, бабки делать надо.

 

Когда слушаешь А. Маточкина, погружаешься в состояние, описанное у Б. Шергина в произведении «Для увеселения», мастерски прочитанном Александром на вечере. Там братья Личутины, талантливые резчики по дереву, захваченные в плен природной стихией на заброшенном острове Белого моря, ждут свою смерть. 

 

«Оставалось ножом по доске нацарапать несвязные слова предсмертного вопля. Но эти два мужика — мезенские мещане по званью — были вдохновенными художниками по призванью. Не крик, не проклятье судьбе оставили по себе братья Личутины. Они вспомнили любезное сердцу художество. Простая столешница превратилась в произведение искусства. Вместо сосновой доски видим резное надгробие высокого стиля. Чудное дело! Смерть наступила на остров, смерть взмахнулась косой, братья видят ее — и слагают гимн жизни, поют песнь красоте. И эпитафию они себе слагают в торжественных стихах».


То есть посреди нашего не-пойми-чего, с радиовизгами и телержанием, языком преисподней, который перестал слетать с высоких трибун и «всех экранов страны» только потому, что закон приняли, утесняющий и прессующий вольнолюбивых граждан, а так-то вполне себе нормальный язык типа народный, — ходит по Русскому Северу человек с любовью к России в сердце и собирает драгоценный мёд словесный: на Мезени, Печоре, Вологодчине, Смоленщине, Псковщине Пинеге, Устье и в Ленобласти. Мало этого, ещё и поёт собранное, потому что: «Устная литература бытует только в речи, её надо сказывать. То, что в книжке, — просто фиксация». И кроме того, старается как-то другим передать в Училище Русского Сказительства в Санкт-Петербурге.

 

«Как мне на Пижме сказали, «чё ни делай — даром не живи!» — сказал Александр Маточкин. Что на это ответишь? А ничего, потому что, как в упомянутой уже старине «Для увеселения»: «Неизъяснимая, непонятная радость начала шириться в сердце. Где понять!… Где изъяснить!…Обратно с Максимом плыли – молчали. Боялись — не сронить бы, не потерять бы веселья сердечного».

 

Вот и я боюсь расплескать вчерашнее в суете сегодняшнего. Да не будет!

 

Автор:  

 

Оригинал

Рейтинг: 0