Говорят на загадочном языке и не берут оружие в руки. Как живет исчезающая община меннонитов в Сибири
На краю Новосибирской области в селе Неудачино с начала XX века живет необычная община немецких переселенцев. 120 лет назад они купили земли у купца Неудачина, построили в сибирской глуши крепкие дома, мельницу, вспахали землю и обзавелись большими семьями. Община росла, но в 90-х годах немцы начали уезжать из России. Сейчас в деревне осталось менее 200 потомков немцев, все они — меннониты. Они живут по заветам Библии, отказываются брать оружие в руки и говорят на языке, для которого еще не придумано письменности. Корреспондент НГС Ксения Лысенко отправилась за 500 километров от Новосибирска, чтобы взглянуть на людей, чья жизнь отличается от привычной. О том, каково быть верующим человеком в XXI веке и какую цену за возможность жить своим укладом заплатили потомки немцев, — в этом репортаже из исчезающей общины в Неудачино.
Как Неудачино теряет коренных жителей
С виду типично русская деревня Неудачино на границе Новосибирской и Омской областей когда-то называлась хутором Нейфельда. Более века назад сюда приехали строить жизнь и вести хозяйство немцы — члены меннонитской общины. В Неудачино они живут до сих пор, правда, на село из 450 жителей их осталось меньше 200 человек, остальные вернулись на историческую родину, в Германию.
Неудачино — село в Татарском районе Новосибирской области. Основано в 1905 году немцем-меннонитом Абрамом Нейфельдом. Затем Неудачино заселили семьи Тевс, Панкрац, Эннс, Госсен, Шеленберг и другие немцы-переселенцы. В деревне есть памятник жертвам политических репрессий, башня с часами и дом-музей часового мастера Абрама Штеффена, где хранятся дневниковые записи, музыкальные инструменты, часы и сохранен быт немцев-меннонитов.
— До 1989 года у нас было 100%-е население немцев. В 1989 году первая семья уехала в Германию, потом начало 90-х и тоже очень много человек уехало. Началась вот эта эмиграция, и к нам сюда стали приезжать очень много людей из Казахстана. Это тоже были немцы, но они почти все отсюда уехали, так как из России им было проще уехать в Германию. А потом стали приезжать русские. Вот так, получилась многонациональная деревня у нас, — рассказывает Иван Панкрац, местный работник Дома культуры.
Он родился в Неудачино, об истории своей деревни он также знает из рассказов своих предков, которые прибыли в Сибирь в 1907 году. Семья хранит дневниковые записи бабушки Ивана, в них та рассказывает, как она, еще будучи девочкой, добиралась с родителями по железной дороге в Сибирь.
Сейчас деревня Неудачино — это несколько десятков аккуратных домиков, один фельдшерский пункт, школа и монументальное здание с часами, где размещается администрация. Автор этих часов — Абрам Штеффен — сконструировал также и памятник жертвам политических репрессий. На памятнике в центре деревни значится 42 немецких имени, пять из них — имена родственников Ивана Панкраца.
А еще в Неудачино есть два молитвенных дома: один для общины меннонитов, второй — для баптистов. И те и другие тесно общаются. В их вере много общего, поэтому они даже стараются посещать праздники друг друга. В этом году, правда, так не получится: важный Праздник Жатвы (Erntedankfest), который традиционно отмечается в начале октября после сбора урожая, выпал у меннонитов и баптистов на один день.
— Основные принципы меннонитов, — объясняет Иван Панкрац, прогуливаясь вдоль белых заборов немецких домов, — это помощь ближним. Это у нас обязательно. Они еженедельно собираются на молитвенные собрания. Это не церковь, это обычный простой дом. И в этом доме вы не увидите ни икон, ничего. Мой отец 10 лет возглавлял немецкую общину, поэтому до того, как был построен наш молитвенный дом, собрания проходили в нашем доме, где мы жили. В основу меннониты берут Библию и стараются выполнять все 10 заповедей, которые там есть. И, конечно же, основной принцип — это не брать оружие в руки.
На последней фразе Иван Панкрац заметно мрачнеет. Именно за свои пацифистские взгляды меннонитам пришлось заплатить высокую цену: они бежали из России после введения всеобщей воинской повинности в XIX веке, подвергались репрессиям в 30-х годах прошлого века, были депортированы в годы войны со своих мест проживания, а затем отправлены в трудармию. Впереди маячит мобилизация, и Иван Панкрац осторожно подбирает слова:
— Меннониты — пацифисты. Поэтому и двигались по всем странам из-за того, что не хотели убивать людей. Сложно сказать, что будет… У нас много кто служил, они альтернативную службу выбирали, но это было еще раньше. Сейчас, конечно, они тоже все переживают. Меннониты стараются как бы избежать этого. Но что из этого выйдет? Я не знаю. Наши предки же тоже служили альтернативно, я помню, моя бабушка говорила, что они в основном были санитарами.
По его словам, в Неудачино в первых числах октября мобилизовали четыре человека. Не меннонитов, поспешно добавляет он.
Легко ли найти невесту и на каком языке говорят меннониты
Иван Панкрац ведет нас в свой большой дом мимо небольшой декоративной мельницы в палисаднике. Внутри — жарко и людно. Это вечер накануне Дня Жатвы, в каждом доме у меннонитов полным ходом идут приготовления. Молитвенный дом к празднику украсили заранее, сегодня же готовят блюда, которые поставят завтра за один большой стол. В доме Ивана его сёстры Рита и Лена по этому случаю пекут твойбак (Zwieback) — двухъярусный дрожжевой хлеб.
Раньше, как объясняет Иван, когда община была крупнее, тесто замешивалось в молитвенном доме, затем делилось на несколько частей, относилось в дома, где меннониты из него выпекали пряники, твойбаки и булочки, а после приносили всё в молитвенный дом обратно. Но община за последние годы заметно поредела, поэтому угощения стряпают уже индивидуально. К тому же, добавляет он, из 40% немцев, оставшихся жить в Неудачино, не все посещают молитвенный дом. Вот и получается, что на праздниках собираются пара-тройка десятков меннонитов. В этом году на День Жатвы должны приехать меннониты из Омской области — там расположена довольно крупная община.
— Идея завтрашнего праздника — это, конечно, благодарность за урожай, что у нас опять есть пропитание на целый год. И для этого мы приглашаем гостей, чтобы всем вместе отпраздновать этот день, — объясняет Иван.
Его сестра Рита рассказывает, что до начала торжественного ужина глава общины всегда читает проповедь. Затем идут молитвы, песни, посвященные Иисусу Христу, и небольшие выступления самых маленьких членов общины.
Вообще семьи меннонитов огромные: Иван и Рита воспитывались в семье с еще 8 родными сестрами и братьями, но это не предел — у их прадеда было 19 детей.
— Сколько бог пошлет, — говорит Рита, ставя твойбаки в духовку.
Самой Рите бог послал одного сына. С ним она украдкой переговаривается на загадочном языке, напоминающим немецкий. Но, как подчеркивает Иван, это не литературный немецкий, а платский (платдойч, плотдич, Plautdietsch) — язык, а точнее диалект, который используется меннонитами. Платский передается исключительно устно, письменности для него еще не придумано, хотя диалекту уже более 500 лет. До того, как пойти в школу, признаются Панкрацы, маленькие меннониты говорят исключительно на нем, а уже в школе начинают осваивать русский.
— Сейчас уже, конечно, есть смешанные семьи — меннониты с не меннонитами. А раньше, когда у нас в деревне были только меннониты, такой вопрос не вставал. А сейчас, во-первых, и мужчин мало, и как-то уже изроднились все. Выбор не великий, конечно, но если он себе где-нибудь немку найдет, буду только рада. Но и запрещать не буду, если решит в жены взять не меннонитку, — показывает Рита на своего 10-летнего сына, играющего с котом. — У нас Солнцевская община рядом, оттуда сейчас невест берут. Но там тоже, знаете, родни много и семьи большие, и все еще остаются там, в деревне, поэтому невесту найти уже трудновато. Но в Солнцевке (село в Омской области. — Прим. ред.) смотрят на сына и со смехом говорят: «Мы этого мальчика уже заказали».
Рита приводит в пример свою сестру Катю — та вышла замуж за русского. Мужчина набрался смелости и лично просил руки Кати у ее отца, главы меннонитской общины:
— Пришел, как полагается у немцев, в пятницу, сказал, что полюбил вашу дочку. Ну а отец что против скажет? Спросил у Кати, любит ли она его, она сказала, что да. Традиции они соблюдают, всё как надо. И свадьба была немецкая, без выпивки. У нас нет такого, как у вас, что все пришли и за стол сели и сидят. У нас вот обед принесли, горячее, десерт, и всё. Дальше общаются, танцуют.
Еще одно правило меннонитов, которого они строго придерживаются, — это отказ от алкоголя.
В остальном, как говорит Рита, быт меннонитов не особенно отличается от быта нерелигиозного человека.
— В нашей деревне и гаджеты присутствуют, — улыбается Иван. — Ну а как? Мы же все на работу ходим, нам нужны компьютеры и телефоны. У нас вот телевизор тоже есть, но это не у всех меннонитов так. Я помню, когда мы маленькие были, у нас не было телевизора дома. Это мы уже сами, когда подросли, желание изъявили. Я помню, мама была не очень довольна, что мы его себе приобрели, но они, бывало, тоже с отцом смотрели. В основном новости и передачу «Жди меня».
— Наши предки, когда приехали сюда, может, и носили юбки и шляпки — так же обычно меннонитов представляют. Мы уже как-то нет. Единственное, что замужние женщины платки носят, а незамужние — нет. Вот, наверное, и всё.
Дом Риты вновь наполняется людьми — сюда пришли молодые девушки, родственницы Панкрацев, чтобы помочь справиться с салатами. На завтрашнюю трапезу потребуется несколько тазов.
Как проходит День Жатвы
Ранним морозным утром перед молитвенным домом меннонитов с внушительной надписью «Приди и послушай, что говорит Господь» — оживление. Сюда приезжают и приходят семьями со всех концов деревни. И хоть Рита предупреждала, что национальных костюмов меннониты обычно не носят, некоторые молодые девушки выделяются длинными юбками и лентами в волосах.
— Доброе утро!
— Конгратулирен!
Фразу на непривычном для слуха языке произносит Андрей — меннонит, недавно вернувшийся из Германии в Неудачино с женой и пятью детьми. Он объясняет, что уехал из Сибири в 2002 году, но так и не смог освоиться в другой стране и вернулся:
— Я себя чувствовал всегда там не дома, чужим. И тянуло обратно туда, где я родился, на родину свою. В 2005 году я женился. Я тогда сказал перед свадьбой, что я собираюсь обратно и в дальнейшем даже не намерен тут жить и хочу вернуться. Она согласилась, хоть и ни разу не была [в Неудачино]. Тут я тоже боялся, как она воспримет жизнь деревенскую. Но она у меня такая немножко из простых, хотя никогда не жила в деревнях. Понимаете, я вырос в деревне, я чувствовал себя всегда свободным. А там ощущение такое, как будто в клетке сижу — вот так это можно описать.
Мужчины крепко жмут руки и обнимаются, девушки смущаются и с улыбкой заходят в небольшой зал молитвенного дома. Там уже всё готово: на стене виднеется надпись «День жатвы», под ней, у основания трибуны, за которой выступает глава общины, расположилась декоративная композиция из овощей, в пристройке рядом вовсю хлопочут женщины — именно там и будет торжественный обед.
Проповедь открывается песней, посвященной Иисусу Христу. Вслед за строчкой «Некогда чужие, мы теперь друзья. Близкими мы стали, кровию Христа» слово взял глава общины — тоже родственник семьи Панкрацев.
В ожидании своего выступления сын Риты ерзал на скамейке, держа в руках бумажку со строчками стихотворения. Но всё прошло как по маслу: маленькие меннониты без запинок произнесли трогательные стихотворения, сорвав овации в зале молитвенного дома.
Сразу после этого меннониты отправятся на обед. На следующей неделе община из Неудачино планирует побывать в Солнцевке — там тоже будут праздновать День Жатвы.
В праздновании Дня Жатвы поучаствовал и Евгений — член баптистской общины, приехавший в Неудачино из Ковалево (деревня в Омской области. — Прим. ред.). Он прочитал проповедь о том, как тяжело верующему человеку в современном обществе, напомнив о важной задаче — социальном служении. Сам Евгений, по его словам, побывал в Мариуполе с миссией, где помогал людям, лишившимся жилья.
— Но то, что я там увидел, это, конечно, безусловно, перевернуло мое естество. Наверное, очень полезно для каждого хотя бы на небольшой промежуток времени оказаться в этой поездке. Мы сейчас молимся, собираем груз и поедем уже на другой машине туда командой. Потому что помимо разрушенных домов у этих людей исковеркана судьба, и они многие в отчаянии не знают просто, что делать. Я участник социального служения, и мы делаем очень нужное дело для божьих людей, — объясняет он. — Безусловно, тяжело быть божьим человеком, потому что это как белая ворона среди многочисленных черных ворон. Но всё это преодолимо, потому что бог живой.
