Петр Федорович Пономарев: «Земля – это душа. Надо землю руками почувствовать, понять. И тогда родить она в ответ будет»

DSC_1042
18583 рейтинг
1878 голосов

Очень удивительно, что, освоив массу профессий, Петр Федорович Пономарев, перешагнувший пару лет назад седьмой десяток,так и не стал земледельцем по специальности. Сам удивляется. О корнях своих говорит горячо, с чувством: «Я родился в деревне. Я землю эту чувствую, понимаю, — рука сама собой сжимается в кулак и коротким энергичным движением ударяет в грудь, в область сердца, будто показывая, где рождаются эти слова, голос предательски дрогнул. А потому Петр Федорович на несколько минут прерывает речь, справляется с нахлынувшими эмоциями. Сглотнув комок (мужчины не плачут!), продолжает, —  я сажаю, к примеру, помидоры в огороде или ещё что-то, мне даже мотыжку не надо, мне надо землю руками почувствовать, понять. И тогда родить она в ответ будет. Земля — это душа».

С самого утра не отходит Ральф от Петра

«Место!» — это хозяин уже Ральфу – домашнему любимцу, помеси немецкой и восточно-европейской овчарки. Ральф отвлекает внимание на себя, чуть снимает эмоциональный накал беседы. Как и все представители его кровей, он очень умный. Не успеет хозяин загреметь рогатинами, просунув руку под шиферную крышу веранды, пес уже тут как тут: что, на рыбалку идем? И пока Петр Федорович будет на реке  насаживать приманку, забрасывать удочку, приманивать и вываживать рыбу, Ральф с важным хозяйским видом ходит окрест, контролирует ситуацию, проверяет владения.

Но, как и положено овчарке, Ральф очень любопытный, а от того и хитрый. Уж сколько раз за время нашей беседы хозяин приказывал псу вернуться на место. Но тот, выдрессированный к послушанию, либо резко терял слух, либо обозначал выполнение команды, протопав небольшой круг по двору и снова возвращаясь к нам. Виноваты, конечно, мы – я и корреспондент Даша, собачатница еще та. Мы тайком подкармливали со стола собаку, хоть хозяин и прикрикивал: «Ну-ка, не портите мне кобеля!». Но когда умилительная морда Ральфа возникала, возвышаясь сантиметров на семь над поверхностью стола (представляете размер псины?!), удержаться не было никаких сил. Рассказывают, что один раз из-за своего (года три тому назад, у Мышкова) любопытства Ральф чуть не погиб. Залез на рыбалке, видимо, куда не следует, потому и укусила его за нижнюю губу змея. Пока дошел до хозяина, ноги уже плохо передвигал, губа распухла, слюни текли, дышал тяжело. Где взять ветеринара? Выходной же! На машину – и в Волгоград. Благо, не такая уж и далекая дорога. Туда ехал пес в багажнике «Нивы» ко всему безучастный. Укололи, откачали, обратно ехал, не поленился – обгавкал каждую фуру. Отлегло, полегчало.

Прибаутка от Петра Федоровича:
Я не верблюд, мне ведра хватает.

Нас пятеро: Петр Федорович и Елена Васильевна Пономаревы, я, корреспондент и редакционный водитель. Мы сидим в невероятно уютном, утопающем в зелени саду-огороде супругов за накрытым на веранде столом. Все обустройство этого уголка подтверждает – гости и большие компании в доме Пономаревых (родительский дом Елены Васильевны) – отнюдь не редкость. Гостеприимство живет здесь еще со времен прошлого поколения. Папа Елены (в девичестве Шефатовой)  работал сельским учителем. Но если приезжали высокие гости из районо, то угощались не у руководства, — отмечает хозяйка. Видимо, своей необычайно теплой атмосферой дом притягивал вех.

Про интервью мы договорились накануне. И дороги-то всего ничего – около часа мы тряслись по неровному асфальту в редакционной «четверке» — а угощают здесь так, будто мы без еды четыре дня оленями добирались. Впрочем, про эту особенность жителей Логовского мы уже знаем. Нельзя в день больше двух интервью назначать, все равно не успеешь и хлебосольных хозяев обидишь. И сколько ни возражай, мечет хозяйка угощение на стол, и все. Тут тебе и краснобокие, напитанные солнышком ягоды клубники и черешни (только с огорода); и хрумкие, в колечках белоснежного лука собственного сбора тополевые рядовки (только из погреба); и целый тазик леопардово-румяных оладьев (с четырех утра шкворчали на сковороде в летней кухне); и ароматное жаркое в горшочках (только из духовки); и гордость хозяина – алычевая настойка (конечно, чисто символически) – не перечислишь всего.

Прибаутка от Петра Федоровича:
Хороший гость не живет более трех суток.

Собирая на стол, хозяева перебрасываются фразами. Ну, знаете, как бывает в семьях, где друг с другом прожили вдвое больше, чем друг без друга. «Неси, неси, – справляя свои хлопоты, через плечо куда-то в сторону дома покрикивает Елена Васильевна, — ну, не знаешь, что ль, там, на полке. – И тут же вздыхает в сторону: «Ох, все равно не найдет». И так тепло на душе становится от этой напоказ, совершенно незлобливой, а любовью пропитанной сварливости, что хочется подольше посидеть в этом доме, где кажется, что живет только трое: два человека и собака. А на самом деле, есть четвертый невидимый хозяин: Добро. Господи, хорошо-то как!

Наш неспешный разговор начинается не с истории семьи, а с истории, конечно, Ральфа. Пока хозяин для фотосессии облачается в казачью справу, пес наслаждается вниманием гостей. Елена Васильевна рассказывает: «Это теща младшего сына, в Кумылге она живет, попросила привезти кутенка. Пока тот договаривался, ей щенка другие привезли. Пришлось отказаться. Но она, спустя две недели вдругорядь, звонит: убежал кутенок, вези другого. Да что ж вы, мама! Определитесь, что ли. Заказал снова. А кутенок сбежавший вернулся. Так и остался Ральф сначала у молодых. Два месяца за ним ходили, как за дитем малым: прививки все организовывали, на землю все это время нельзя пса ставить, чтоб заразу не подцепил, учили лапы мыть каждый раз после улицы. И хоть Ральф теперь уже давно деревенский житель, привычку к гигиене сохранил: не попьет из ведра, пока лапы в нем не искупает. Но жена сына в те поры на сносях была, не о собаке надо было думать. Вот и стал пес уже восемь лет как неотъемлемой частью семьи Пономаревых, частью самого Петра Федоровича, любимцем. А потому не сердись, читатель, на нас, что, рассказывая о хозяине, столько слов Ральфу посвятили, никак по-другому.

И пока односельчане судачат – чаво это уже три часа к ряду у ворот Пономаревых (дом-то на центральной улице) машина «Борьбы» стоит (борта-то ярко подписаны, не перепутаешь), мы слушаем рассказ хозяев о житье-бытье. Видно, что к приезду редакционной бригады готовились. На столике – ваза с цветами, на стене веранды — хендмейд (как теперь принято говорить) стенгазеты – с юбилея остались – фотографии и подписи на которых помогают беседу сделать иллюстрированной, не зарываясь носом в семейные альбомы.

Не сразу все устроилось, судьба не просто строилась

Двойной донской казак – на Дону родился (к слову, 13 июля, аккурат на Петра), да и в хуторе Донском – Петр Федорович сыплет прибаутками как из пулемета. Балагурит. Где, спрашиваю, прибауткам учились? Улыбается в ответ: жизнь научила. Чтоб ты, дорогой читатель, весь колорит почувствовал, мы по нашей публикации так же поговорки эти разбросаем. Улыбнешься, считай, с нами у Пономаревых в гостях побывал.

Был в советские времена рядом с совхозом Донским небольшой хутор Майский. Так «донские» его называли «Собачьим». Потому как хутор был в одну улицу всего, дворов 25. А в каждом дворе – по три-четыре пса. Так что собак было больше, чем людей. Вот здесь и связали свою судьбу в послевоенном сорок седьмом году двое молодых. Не до свадеб было в те времена, заключение брачного союза называли словом «сошлись». А на нехитрый по этому поводу пир односельчане дарили что могли, да и что молодым в хозяйстве сгодится – ложки, вилки, утварь всякую. Так и стали поживать. Он трактористом работал, а жена по дому хозяйничала, потому как дети пошли. И старший, как раз герой нашего материала, Петр. Было это в 50-ом году, через четыре года появилась Людмила, а еще через два – Галина. Но раз старшой подрос, мог за малыми доглядеть, устроилась мать птичницей. Семья растет, прокорма требует. Так и стал Петр с детства и хозяином в доме – скотину накормить (птицы, козы, свиньи да корова Любка), огород блюсти, дом в порядке, каши-борщи наварить; и нянькой.

Редко доводилось отцу с детьми играть, забот было по горло. Но как заиграются, нет-нет, да ойкнет Федор Степанович – не давала о себе война забывать. В армию пошел он служить накануне, попал на Черное море, в Морфлот. Да вместо пяти отслужил девять лет, задержала война. Воевал, тонул, был ранен. Первый корабль, на котором он служил, разбили немцы. Из 450-ти человек экипажа только человек 30 и выжило, спаслось. А уж осколков в теле моряка было! Один – в голове, два – в теле. Они-то во время резких движений и тревожили.

Весьмилетку окончил Петр в Донском, а заканчивать учебу длиной в 11 лет надо было в одном из соседних больших хуторов. До Ново-Ляпичево – 15 километров. До Логовского (именуемого в народе сокращенно Ложки) – 10. Остановились на втором. Там и друзья отцовские жили, было кому за пареньком присмотреть. «Жили мы на квартире вдвоем с ровесником Генкой Водяновым, — вспоминает Пономарев, — он, хоть парень был и работящий, да больно модный. Лук, например, если в еде попадется, есть не будет. Да и готовить совсем не умел. Я раз сготовил, второй. А потом мне это надоело: он себе спокойно уроки делает, а я ерундой страдаю. Вот и порешили, что нести дежурство по кухонным делам будем по очереди. Сижу я, значит, уроки учу и чую – запах такой гари, просто сильно наносит. Пошел посмотреть. А Генка на хозяйский керогаз сковороду поставил, масла набузовал туда и высыпал макароны прямо сухими из пачки. Жарит. Горит это все у него, вонь несусветная. Спрашиваю, мол, ты чего не отварил-то? А он удивляется сильно: варить еще надо? Пришлось кулинарной науке обучать».

Прибаутка от Петра Федоровича:
Мертвого от гроба не относят.

Когда Петр окончил школу, отец работал в совхозе «Донском», а на территории хозяйства была испытательная бригада Волгоградского Тракторного завода (цех опытного производства). Изготавливались и проходили испытания детали для тракторов опытных образцов из разных видов стали. В эту бригаду и пришел Петр, сначала учеником, а потом специалистом стал – слесарь-сборщик механосборочных работ. Отец после в совхоз ушел работать, а Петр так и остался. Командировок на сам завод в те поры было много. Петр Федорович рассказывает: «Году в семьдесят восьмом, в марте, числа третьего, позвонили и сказали – собирайтесь всей бригадой, приезжайте на завод. Срочно. Только вещи собрать отпустили. За нами прислали четыре военных УАЗика, только – куда! Грязюка такая, что и вездеходы не пройдут. У Ново-Ляпичево  мост снесло половодьем. Туда добирались трактором, перешли через навесной тросовой пешеходный мост. Потом расселись в УАЗы человек по шесть и поехали. Пока с такими приключениями до Тракторного добирались, поздний час, стемнело уже. А директор завода Семенов с работы не уходит, ждет нас. Вон, говорит, видите, сколько на территории завода «мертвых» тракторов стоит? Чтоб к концу месяца все завелись, площадка чтоб пустая была. Задачу поставил. Но помощь нам обеспечил полную. Если какая-то заминка случалась или запчасти какие были для ремонта необходимы, не только бригадир, любой рабочий мог сразу директору напрямую позвонить, и все решалось».

Прибаутка от Петра Федоровича:
На такое дело дурака не пошлют, а если пошлют, то это уже совсем другое дело.

С этих важных работ Петра вместе с несколькими сотоварищами из Калачевского района отправили на курсы в Котельниково. Задача была – получить права на  АТЛ (артиллерийский тягач) и машины Газ-51 и ГАЗ-52. В итоге комиссия приехала принимать экзамены только по тягачам, и получил Петр Федорович удостоверение «механик-водитель АТЛ (тракторист 3 класса). Такая была предармейская подготовка. В армию пошел Петр Федорович 15 мая 1965 года в часть 73420, что на острове Зеленом города Волжского. Шесть месяцев учебки окончил с отличием, потому и предложили ему остаться инструктором для новобранцев по специальности «механик-водитель плавающих машин ГСП, ПТС».

В армейские годы увлекся Петр фотографией. Это, чтоб вы понимали, не нынешние цифровики: щелк, щелк – на карту памяти, вжик, вжик – принтер распечатал. Это целый обряд с темной комнатой, выход из которой занавешен сине-белым одеялком, а окна затянуты простынями. В таинственном свете красной лампы проступает величественная башня фотоувеличителя. Затаив дыхание, вставляем в специальные гнезда фотопленку. В прямоугольных ванночках резко и характерно пахнут проявитель и закрепитель, в которые пинцетом опускаются листы фотобумаги, недавно покоившиеся в коричневых, как теперь бы сказали – крафтовой бумаги – пакетах. А затем бережно за уголок каждый влажный снимок прищепочкой необходимо развесить по натянутым вдоль комнаты веревкам.Нет романтики в современном фотоделе, вся осталась в той красной комнате с химическим запахом закрепителя.

Фотоаппарат сыграл в жизни нашего героя свою роль. Пришел, значит, Петр Федорович из армии, да с сотоварищами на танцы в сельский клуб подался. Возвращались домой уже потемну. И показалось Петру, что внутри маленького деревенского магазинчика кто-то будто спичку зажег. Доброго-то сильно в том магазине отродясь ничего не было – водка да конфеты, редко завозили коньяк. Но какой-то магазин был невезучий. Грабили его часто. Вот и провели к этому помещению сигнализацию. Махнули Петру товарищи рукой – да какая тебе спичка мерещится. Но проверить решили. Окна в порядке, замок на месте. Собрались было уходить, глядь вверх – труба разобрана. Петр бегом домой за отцом, тот позвонил участковому, ружье в руки – и к магазину. «А я, — улыбается рассказчик, – не будь дураком, да фотоаппарат прихватил». Участковый приехал, продавщица магазин открыла. И вот они – сидят два субчика, горе-грабители. Ну я со вспышкой их и сфотографировал прямо на месте преступления».

Отвезли преступников в Калач, а участковый на другой день с Петровой фотографией к начальству подался. Начальство, мол, ты когда ж это фотодело освоил? А он — да не я, Петро Пономарев из армии пришел. Пономаревых в милиции знали, как людей уважаемых и справедливых, был отец Петра внештатным сотрудником правоохранителей. Начальство, не долго думая, Петру повестку на явку выписало и повелело: еще пару деньков от армии отдохнуть, да комиссию проходить, на службу в милицию устраиваться. Четыре года был Петр милиционером – и участковым, и инспектором по надзору. Несколько курсов окончил, в том числе и офицерские. Дослужился до младшего лейтенанта, кучу благодарностей в Личное дело получил. И решил уволиться. Начальство недоумевало, отпускать не хотело. Но Петр как отрубил. Причины своего решения Петр Федорович называть не захотел. Только почему-то мне показалось, что должность с совестью не договорились, в разные стороны пошли.

Вернулся Петр Федорович снова «к сохе», к сельскому машинно-тракторному делу. На всю Россию гремел тогда штеповский совхоз «Волго-Дон», туда и устроился сварщиком в цех металлоконструкций. За три месяца выучился, два года отработал. А там личная жизнь в другие места позвала. Но об этом – новая история.

Козочку искал, Елену нашел

Судьбу свою Петр Федорович приглядел еще пока она в школе училась. Конечно, тогда ни про какую судьбу он не думал, но девчонку заприметил. Будучи комсомольцем, направлен был наш герой в Логовскую школу пионервожатым. А староста класса, председатель пионерской дружины Елена – огонь! Не девчонка, а просто «свой парень», такая характерная казачка, хоть и юная совсем. Дружина по одному взгляду строилась, а уж команды отдавала: «Равняйсь! Стройся!», что тебе сам генерал.

Как Петр в армию уходил, позвал девчат на проводы. Но Елена только носик вздернула: «Еще чего! Никуда не пойду!». Петр из армии стал письма писать. «Да не мне одной он писал, — смеется Елена Васильевна, — подруге моей тоже. Я-то про письма молчу, а она всегда хвасталась. Грезила она им. Вот встретились на вечеринке, а она про очередное письмо аж взахлеб рассказывает. Ну что ж, подругиным чувствам быть врагом не могу. Написала я ему коротко и ясно: больше мне писать не смей!». «Послушался?» — уточняю. «Еще б он меня не послушался!» – улыбается Елена Васильевна. И видится в этот момент мне не женщина уважаемого возраста, а девчонка – гордая и решительная, с таким пионерским костерком внутри, что годам ни за что не погасить. Не зря отец-учитель, глядя на дочерей, часто улыбался: «Два сына у меня, но, гадство, в юбках!».

Прибаутка от Петра Федоровича:
Не вздыхай глубоко, не отдадим далеко. Хоть за курицу, но на своей улице.

Но судьбу не обманешь. Снова свела молодых судьба, уже в Волгограде. Елена, следуя за своим решением в третий (и на теперь удавшийся) раз поступала в свой медицинский. А Петр как раз в том месте биографии был, где мы свой рассказ об этом закончили – сварщиком в совхозе. Стали встречаться. Третий курс уж у Елены, заговорил Петр о свадьбе. Но строптивая отрезала: «Жди семь лет! Дождешься – поженимся!». Но Петр в конфликты не вступал, а свою линию гнул. Со всеми родными Лены общался, хорошие отношения завел. Приезжает девушка на каникулы домой и случайно слышит, как отец матери говорит: «Чтой-то не то. Зачастил к нам жених чево-то». Подслушивать было неудобно, чем разговор старших закончился, неведомо. Но только вечером, когда все собрались за столом, отец спросил Петра, мол, не тяни резину, рассказывай, чего хочешь. Петр перед своим бывшим учителем робел, но слова связать, чтоб предложение сделать, все-таки смог.

В июле приехали свататься. Казаки-староверы, у них сватовство – целое действо со своими правилами да обычаями. Сперва они вроде как лисоньку или козочку ищут. Заходят и эти сваты в дом, козочка у нас потерялась. Молодая, резвая такая. Не видали ли? А Лена к тому времени у соседки-свояченицы спряталась. Но Петр сообразил, быстро нашел. Стучится в дверь: «Знаю, что здесь, открывай!».

Прибаутка от Петра Федоровича:
Мы не укусим, а если укусим, то подержим и отпустим.

«Ты, что ли, помнишь, что я тогда говорил?» — удивляется хозяин. «Конечно, помню. Я все помню», — отвечает улыбкой жена.

«Вон какая у меня козочка была, плохая, что ли?» — с горделивой улыбкой кивает Петр Федорович на стену, где в композицию стенгазеты встроена черно-белая свадебная фотография. Красивая пара, слов нет. «Она и сейчас у меня…» — с любовью глядит хозяин на супругу. Какие ж вы замечательные, какие интересные и по-человечески теплые, герои моего рассказа!

Пришли молодые в дом, а мать Елене наказывает: ты по обычаю должна будущей свекровке что-нибудь подать, чтоб взяла она, и «мамой» назвать». И хоть Елена не робкого десятка, а с какой стороны к наказу подступить, не знала, не решалась. Но потом отчаянно сделала как положено, «ажнык сама испугалась». Но после этого как отлегло, легче общаться стало. А бабушка стала «ложить иконы» — благословлять, значит.

Очень уж хотелось Петру Елену односельчанам показать. Но та уперлась: «Не поеду я в твой собачий поселок! Еще чего! Чего я там не видала?!». А Ленина мама смеется: «Ты поезжай, дочь, хоть печку посмотри». Это позже Елена Васильевна узнала, что у староверов это обычай такой – должна до свадьбы невеста в жениховом доме побывать, да на печь посмотреть: ухоженная ли, побеленная? По печи определяли, насколько аккуратно и добротно ведется в доме хозяйство. А тогда молодая недоумевала: «Зачем ехать? На фига мне эта печка сдалась?». Теперь вот смеются, вспоминая.

Свадьбу играли, как положено – несколько дней. Первый – у жениха в Майском. Второй (а за ним и еще несколько дней) уже в Логовском, на территории невесты. Поскольку Елене еще надо было учиться, отец ее сказал: «Поезжай, Петр, и ты в Волгоград. Куда иголочка, туда и ниточка».

Квартиры у Елены тогда не было. «Больно деловая была», — объясняет Петр Федорович. Снова в первых рядах – комсорг, она тратила время на то, чтобы выбивать жилье и иные блага для других. За себя, конечно, не просила. Не тот характер. Сняли квартиру на Красном Октябре. Жили в одном доме с хозяевами —  дедом и бабкой да их родными, как одна семья – душа в душу. Петр устроился на работу на завод «Сувенир», что на Дар-горе. Благо дядька по материнской линии был там главным инженером. Стал Петр учеником литейщика художественного литья. Делали  из сплавов (цинк, свинец, алюминий) сувенирные статуэтки – от ежиком там разных до самой Матери Родины – символа Волгограда. Выполнил норму – свободен!

Спустя четыре года запустили на заводе цех хрусталя. Стал Петр Федорович еще с тремя мужчинами работать стекловаром. Работа непростая: и многокомпонентность правильно выдержать, и температуру, и время варки, и еще много производственных хитростей, чтоб был чистым и светлым хрусталь, чтоб изделия были надежными. А как готов будет материал, приходили выдувальщики. У тех тоже свои методики. Любопытно было Петру, наблюдал, секреты мастерства выспрашивал. А после работы сам оставался пробовать. «Почему? Да мне всегда все уметь делать было интересно. Всю жизнь чему-то учился. Вот только радио заниматься, когда молодой был, не получилось – один раз отец на радиорынке посмотрел стоимость деталей, и кончилось на этом мое радио. И хотел на музыкальных инструментах играть, тоже не вышло. Бог голос дал, а слуха нет».

Быстро, рассказывает Петр Федорович, раза с 7-го получилось-таки вазу из хрусталя сделать. Да только чтоб довести изделия до ума, надо было остывать ему в специальной печи при специальной температуре. А открыть-то ее, когда партия официального хрусталя загружена, уже нельзя, испортишь все. Но русский мужик на смекалку для своей пользы силен. Придумали ребята «контрабандный» хрусталь заворачивать в асбестовые тряпицы да между печами укладывать. Сохли вазы и другие хрустальные красоты как надо. А потом можно было этот дефицитный дефицит кому-то на юбилей подарить. Все подмога какая-то небогатым семейным бюджетам работяг.

ponomarev

Как я мучиться буду – не увидишь

Продолжая рассказ о своей жизни, Пономаревы продолжают гостей потчевать: «Вы оладушки вон пивбабой мажьте!». «Чем?», — супруги смеются. Оказалось, что в детстве, когда в магазинах подушечки карамельные да конфеты «Орион» (старшее поколение понимает, о чем речь) только в продаже и были, очень в качестве сладкого любил маленький Петя уплетать хлеб, намазанный яблочным повидлом. Благо, оно тоже продавалось. А в силу малого возраста «повидло», да еще и «яблочное» мальчик выговаривал плохо, вот и получалось «пивбаба». Так слово и прижилось. Мажем оладьи пивбабой, дальше слушаем.

Елена была старшей на курсе (три года ж подряд поступать пришлось). Так ее «матерью курса» и звали. И за возраст, и за то, что обо всех заботилась да помогала. На последнем курсе поехала девушка в стройотряд, студенты строили индюшатники и курятники. А Елена – врач, за безопасность отвечает, за качество продуктов и условий питания. Дизентерии в те поры не мало было. «Приду, — рассказывает она, — на кухню, не могу там быть, убегаю. Мне там судомойкой (грязной кислой тряпкой) пахнет. Приехал главный врач проверять нашу работу, зовет на кухню. А я  отказываюсь наотрез. Он стал выпытывать, я созналась. А он говорит: «Слышь, «судомойка», езжай-ка ты в город, пройди обследование. Похоже, беременная». Да я уж и сама поняла».

Казачий норов не стихал у Елены и все это время, говорила мужу: «Ни за что не увидишь, как я мучиться буду». Так и вышло. Петр к тому времени работал уже водителем автобуса. Вторая смена поздно заканчивалась, во втором часу ночи домой приходил. В тот февральский вечер неспокойно было Елене, что-то металась, ходила туда-сюда. Бабка, квартирная хозяйка, почуяла, что время пришло. Весь вечер ходила за  квартиранткой. Та присядет – и эта сядет, та приляжет – и эта рядом. Деду сказала: «Спать ложишься по-вокзальному сегодня» (в одежде то есть). Как уж стали схватки у Елены наступать, что уж невмоготу, отправили деда «Скорую» вызывать. А тут как на грех – к какому телефону-автомату в микрорайоне не сунется – то провод обрезан, то гудка нет. Еле-еле на самом краю нашел рабочий аппарат. Дозвонился, запыхавшись в трубку кричит: «Приезжайте скорее! Рожает!!!». Ему: «Имя». Он: «Ковалев Григорий Иванович». «Возраст» «66 лет». В скорой – со смеху попадали: «Сколько живем, не видели, чтоб дед на семидесятом году рожал». Им смех, а ему не до хиханек: «Не я! – кричит в трубку – Квартирантка моя!».

Пришел Петр с работы. Видит издали – среди ночи во всех окнах дома свет горит, понял все. Жену к тому времени уже увезли в роддом. А утром «комедь» продолжилась. Звонит узнать в больницу, как там Пономарева. А ему говорят: двойня у вас. Только потом разобрались, что это однофамилица была.

На семейном совете решили академический отпуск не брать. По первой мама Ленина приехала в город помочь ухаживать за маленьким Димой. А Лене некогда было: «хвосты», что из-за родов накопились, подбирала, носилась по библиотекам-аудиториям в насквозь мокром от молока белом медицинском халате. Бабка-хозяйка с матерью партизанили – по старинке нажевывали печенья, в узелок из марли складывали, да кляпик такой малышу и давали – сосет и молчит. Всегда в деревнях так делали, но от Елены такое занятие прятали, боялись, заругает без пяти минут медик. Один раз (это потом мама Лене рассказала) чуть «не спалились», в последний момент успели кляпик вытащить и в карман спрятать. Стоят обе, обмерли: Лена зашла. А у бабки из кармана «мотузок» (марлечка от узелка) торчит. Потом мама забрала Димочку в Логовский – везли в детской ванночке на заднем сиденье «Запорожца», карета, да и только, — чтоб Лена учебу спокойно заканчивала. Все равно от стрессов с беготней молока уже не было.

Очень хорошо показала себя Пономарева на преддипломной практике. Как раз случилось заболеть заведующей отделения, так молодая практикантка на себе все работу добросовестно и качественно вывезла. Когда на распределении эта заведующая узнала, что Лена все-таки Логовский выбрала, аж заплакала. «Ну куда нам в городе с малым оставаться было? – рассуждает Елена Васильевна. Не на хозяйку же квартирную оставлять. Хоть и не отказывалась она, да понятно, что в силу возраста уже не просто было. Уговаривали хозяева: дом скоро под расселение, вы у нас прописаны, жилье в Волгограде будет. Но не могли мы так. Да и земля родная звала».

Елена Васильевна стала работать в ОПБ (областной психиатрической) – там почти весь Логовский работает. С первых дней возглавила непростое отделение. Со временем, кроме забот с особенными больными, стало ее обязанностью быть терапевтом для сотрудников больницы. А потом, особенно в моменты дефицита врачей, — и для всего поселка. Так и прошло 30 лет.

А Петр Федорович три года отработал водителем на «Скорой», затем дежурным машинистом-электриком в «Калачевском групповом водопроводе», после – 10 лет с автоматом простоял в должности стрелка по охране железнодорожного объекта (моста).

Теперь уже супруги на пенсии. Не стало родителей. Подросли, выучились и обзавелись семьями двое сыновей. Внуки пошли. Родителей не забывают, в гости наведываются. И, конечно, без гостинцев никогда из отчего дома их не отпускают.

О грибах, стихах. О родовых корнях

На пенсии появилось у супругов Пономаревых время посвятить себя увлечением. То ж все работа толком не давала. Больше времени у Петра Федоровича стало на охоту и рыбалку. Большой любитель собирать грибы, он и Елену прелестями «тихой охоты» заразил. От первых весенних до морозных зимних грибы собирают. Елена дома перебирает грибы очень придирчиво. Если какой гриб хоть чуть не понравился, она обязательно его отправит от греха подальше в утилизацию. «Ты чего выкидываешь, он хороший», — бывает возмутится муж. Но Елена категорично перестраховывается: «На нем это не написано!».

Если рядом грибов нет,  бывают ездят «ажнык в сторону  Котельниково через Рубежку в Октябрьский район». Вот там бывает грибов видимо-невидимо.

Уважает Петр Федорович грибочки – кто их песочником, кто летним опенком кличет. Они начинаются в начале июня и, почитай, все лето держатся. В траве растут после дождя, да чтоб песочка было побольше. Первый раз эти грибы Петру друг показал. Выехали из Волгограда в районе сельхозинститута, а там грибы эти длиннющими дорожками-полосками взошли. Петр стал каждый ножичком срезать. Долгое занятие – ножки-то тонкие, «что спички балабановские». А друг научил. Ты руку ладонью вверх под шляпки заводи, ножки грибные меж пальцев пропускай, а уж тогда ниже руки раз – провел ножом, и полная пригоршня шляпок. Есть-то в этих грибах больше все равно нечего. А когда дома уже эти грибы пожаришь, рассказывает Петр Федорович «вкуснотища получается неимоверная, и запах супер просто».

Прибаутка от Петра Федоровича: Когда молодой был, душа пламенем горела. Теперь, правда, пламень потух, но дым-то еще валит.

А по заморозку  на деревьях появляются грибы-морозники, рассказывают Пономаревы. В позапрошлом году за поселком, там, где пристань раньше была на остатках деревьев, что вымокли-вымерзли, страсть сколько морозников уродилось. Две сумки тогда набрали. Это солеными надо кушать – пальчики оближешь.

Есть среди увлечений нашего героя и очень даже творческие. С юных лет он в художественной самодеятельности участвовал – стихи читал, в хоре пел; с агитбригадой по полевым станам ездил, на Петре конферанс был. А еще Петр Федорович пишет стихи. Уже на целую книгу наваял, да выпустить не получается, не находится на такое дорогостоящее дело спонсор.Поругался ли с кем-то или, напротив, похвалить хочет – тут стих и рождается. Петр его записывает. Бывает – писал, писал и застопорилось. Так надо на пару дней отложить, вдохновение вернется, и стих свершится до конца. Понял уже поэт-любитель, что стихом и ранить можно. Раз в произведении куму, по отчеству Львовну, Тигром в шутку назвал, не поняла она, обиделась.

Есть стихи у Петра Федоровича, посвященные его любимой певице Валентине Толкуновой. Очень, как и весь советский народ, он Валюшу уважал и любил за душевность, женственность, нежность. И, конечно, не могла не стать героиней его стихотворений любимая жена. На юбилей он Елене Васильевне целую оду посвятил – «50 лет Аленушке». Вот отрывок:

…Время мчится, время катит, время пулею летит,

Не увидишь, как полжизни незаметно пролетит.

Вот родился, там крестился, детство, школа, институт,

Замуж вышла бы не рано и полжизни живёшь тут.

Кто везёт, тех погоняют. Ты свой крест несёшь сама,

Парацельс ты наш Ложковский, врач от Бога, мать, жена…

Душевно и с большой любовью пишет потомственный донской казак Петр Федорович Пономарев о степях наших, о батюшке-Доне.

Донской лазоревый цветок,

Цвета крови людской.

Сколько полито ей

На землице донской…

И околыш фуражки

У всех казаков

Окроплен алой кровью

Казачьих полков.

Как к отцу я всегда,

Дон, к тебе прихожу.

Как в святыне умыться –

Это я нахожу.

Крест кладу троекратно,

Как к тебе ни приду.

Троекратно кладу

И когда ухожу.

Ты своими местами

Постоянно зовешь,

Берегами-устами,

Словно песни поешь.

Как не слышать тебя,

Родный батюшка-Дон?

Это предки зовут,

Их – те песни и стон.

Ведь считаю себя

Я двойным казаком.

Родился на Дону

И в совхозе Донском.

По материнской линии дед-казак Петра Федоровича, рожак Котельниковского района. 1900 года рождения. Жили зажиточно, лошади были, коровы. Работники-калмыки помогали догляд за хозяйством держать. Но пришла революция – кого раскулачили и сослали, кто к белым ушел. Предок Петра Федорович, напротив, служил в кавалерии Буденного.

«Как ведь бывало? Несешься с шашкой в бою: красные на белых. Замахиваешься на встречного всадника рубить – ба! Братка мой! Сколько казаков порубили!» — и тут уж не может сдержать пожилой казак рвущихся из самых глубин души всхлипов. Такого не забыть, такое время не лечит.

Потому с такой страстью отдается сейчас Пономарев казачьим делам. Он уважаемый, авторитетный – старейшина в хуторском казачьем обществе, активный участник всех дел и свершений: совет дать, воспитательную беседу провести, правильное решение принять, покой односельчан охранять, пропавшего человека искать.

«Моей Душе не все равно!»

Вот и прошли, дорогой читатель, мы с тобой такое большое путешествие по человеческой судьбе. О чем бы мы сегодня, мой дорогой читатель, ни разговаривали – о жене и детях, грибах и собаке, работе и отдыхе: ничего из этого пустословьем не было. Понял ли ты, заметил ли, как из обычного деревенского пацана ковалась личность, как закалялась сталь казачьего характера. И в восемнадцать, и в семьдесят два был и остается казак Пономарев первым парнем на деревне. Тем, кем жива русская глубинка, на ком держится, кто каждую минуту себя за нее ответственным чувствует. Кто будет умирать, а землю свою родную не продаст и не предаст. Потому что есть у Человека Душа. Потому что, как и сам он в своих нехитрых, но искренних стихах пишет – Душе этой не все равно.

С душой я, для Души пишу.

Слова я свыше слышу.

А без души, нем для Души,

Хоть заберись на крышу…

Что свыше нам с тобой дано,

Должно служить всем людям.

Моей Душе не все равно,

Что завтра с нами будет…

И

Как я мучиться буду – не увидишь

Продолжая рассказ о своей жизни, Пономаревы продолжают гостей потчевать: «Вы оладушки вон пивбабой мажьте!». «Чем?», — супруги смеются. Оказалось, что в детстве, когда в магазинах подушечки карамельные да конфеты «Орион» (старшее поколение понимает, о чем речь) только в продаже и были, очень в качестве сладкого любил маленький Петя уплетать хлеб, намазанный яблочным повидлом. Благо, оно тоже продавалось. А в силу малого возраста «повидло», да еще и «яблочное» мальчик выговаривал плохо, вот и получалось «пивбаба». Так слово и прижилось. Мажем оладьи пивбабой, дальше слушаем.

Елена была старшей на курсе (три года ж подряд поступать пришлось). Так ее «матерью курса» и звали. И за возраст, и за то, что обо всех заботилась да помогала. На последнем курсе поехала девушка в стройотряд, студенты строили индюшатники и курятники. А Елена – врач, за безопасность отвечает, за качество продуктов и условий питания. Дизентерии в те поры не мало было. «Приду, — рассказывает она, — на кухню, не могу там быть, убегаю. Мне там судомойкой (грязной кислой тряпкой) пахнет. Приехал главный врач проверять нашу работу, зовет на кухню. А я  отказываюсь наотрез. Он стал выпытывать, я созналась. А он говорит: «Слышь, «судомойка», езжай-ка ты в город, пройди обследование. Похоже, беременная». Да я уж и сама поняла».

Казачий норов не стихал у Елены и все это время, говорила мужу: «Ни за что не увидишь, как я мучиться буду». Так и вышло. Петр к тому времени работал уже водителем автобуса. Вторая смена поздно заканчивалась, во втором часу ночи домой приходил. В тот февральский вечер неспокойно было Елене, что-то металась, ходила туда-сюда. Бабка, квартирная хозяйка, почуяла, что время пришло. Весь вечер ходила за  квартиранткой. Та присядет – и эта сядет, та приляжет – и эта рядом. Деду сказала: «Спать ложишься по-вокзальному сегодня» (в одежде то есть). Как уж стали схватки у Елены наступать, что уж невмоготу, отправили деда «Скорую» вызывать. А тут как на грех – к какому телефону-автомату в микрорайоне не сунется – то провод обрезан, то гудка нет. Еле-еле на самом краю нашел рабочий аппарат. Дозвонился, запыхавшись в трубку кричит: «Приезжайте скорее! Рожает!!!». Ему: «Имя». Он: «Ковалев Григорий Иванович». «Возраст» «66 лет». В скорой – со смеху попадали: «Сколько живем, не видели, чтоб дед на семидесятом году рожал». Им смех, а ему не до хиханек: «Не я! – кричит в трубку – Квартирантка моя!».

Пришел Петр с работы. Видит издали – среди ночи во всех окнах дома свет горит, понял все. Жену к тому времени уже увезли в роддом. А утром «комедь» продолжилась. Звонит узнать в больницу, как там Пономарева. А ему говорят: двойня у вас. Только потом разобрались, что это однофамилица была.

На семейном совете решили академический отпуск не брать. По первой мама Ленина приехала в город помочь ухаживать за маленьким Димой. А Лене некогда было: «хвосты», что из-за родов накопились, подбирала, носилась по библиотекам-аудиториям в насквозь мокром от молока белом медицинском халате. Бабка-хозяйка с матерью партизанили – по старинке нажевывали печенья, в узелок из марли складывали, да кляпик такой малышу и давали – сосет и молчит. Всегда в деревнях так делали, но от Елены такое занятие прятали, боялись, заругает без пяти минут медик. Один раз (это потом мама Лене рассказала) чуть «не спалились», в последний момент успели кляпик вытащить и в карман спрятать. Стоят обе, обмерли: Лена зашла. А у бабки из кармана «мотузок» (марлечка от узелка) торчит. Потом мама забрала Димочку в Логовский – везли в детской ванночке на заднем сиденье «Запорожца», карета, да и только, — чтоб Лена учебу спокойно заканчивала. Все равно от стрессов с беготней молока уже не было.

Очень хорошо показала себя Пономарева на преддипломной практике. Как раз случилось заболеть заведующей отделения, так молодая практикантка на себе все работу добросовестно и качественно вывезла. Когда на распределении эта заведующая узнала, что Лена все-таки Логовский выбрала, аж заплакала. «Ну куда нам в городе с малым оставаться было? – рассуждает Елена Васильевна. Не на хозяйку же квартирную оставлять. Хоть и не отказывалась она, да понятно, что в силу возраста уже не просто было. Уговаривали хозяева: дом скоро под расселение, вы у нас прописаны, жилье в Волгограде будет. Но не могли мы так. Да и земля родная звала».

Елена Васильевна стала работать в ОПБ (областной психиатрической) – там почти весь Логовский работает. С первых дней возглавила непростое отделение. Со временем, кроме забот с особенными больными, стало ее обязанностью быть терапевтом для сотрудников больницы. А потом, особенно в моменты дефицита врачей, — и для всего поселка. Так и прошло 30 лет.

А Петр Федорович три года отработал водителем на «Скорой», затем дежурным машинистом-электриком в «Калачевском групповом водопроводе», после – 10 лет с автоматом простоял в должности стрелка по охране железнодорожного объекта (моста).

Теперь уже супруги на пенсии. Не стало родителей. Подросли, выучились и обзавелись семьями двое сыновей. Внуки пошли. Родителей не забывают, в гости наведываются. И, конечно, без гостинцев никогда из отчего дома их не отпускают.

О грибах, стихах. О родовых корнях

На пенсии появилось у супругов Пономаревых время посвятить себя увлечением. То ж все работа толком не давала. Больше времени у Петра Федоровича стало на охоту и рыбалку. Большой любитель собирать грибы, он и Елену прелестями «тихой охоты» заразил. От первых весенних до морозных зимних грибы собирают. Елена дома перебирает грибы очень придирчиво. Если какой гриб хоть чуть не понравился, она обязательно его отправит от греха подальше в утилизацию. «Ты чего выкидываешь, он хороший», — бывает возмутится муж. Но Елена категорично перестраховывается: «На нем это не написано!».

Если рядом грибов нет,  бывают ездят «ажнык в сторону  Котельниково через Рубежку в Октябрьский район». Вот там бывает грибов видимо-невидимо.

Уважает Петр Федорович грибочки – кто их песочником, кто летним опенком кличет. Они начинаются в начале июня и, почитай, все лето держатся. В траве растут после дождя, да чтоб песочка было побольше. Первый раз эти грибы Петру друг показал. Выехали из Волгограда в районе сельхозинститута, а там грибы эти длиннющими дорожками-полосками взошли. Петр стал каждый ножичком срезать. Долгое занятие – ножки-то тонкие, «что спички балабановские». А друг научил. Ты руку ладонью вверх под шляпки заводи, ножки грибные меж пальцев пропускай, а уж тогда ниже руки раз – провел ножом, и полная пригоршня шляпок. Есть-то в этих грибах больше все равно нечего. А когда дома уже эти грибы пожаришь, рассказывает Петр Федорович «вкуснотища получается неимоверная, и запах супер просто».

Прибаутка от Петра Федоровича: Когда молодой был, душа пламенем горела. Теперь, правда, пламень потух, но дым-то еще валит.

А по заморозку  на деревьях появляются грибы-морозники, рассказывают Пономаревы. В позапрошлом году за поселком, там, где пристань раньше была на остатках деревьев, что вымокли-вымерзли, страсть сколько морозников уродилось. Две сумки тогда набрали. Это солеными надо кушать – пальчики оближешь.

Есть среди увлечений нашего героя и очень даже творческие. С юных лет он в художественной самодеятельности участвовал – стихи читал, в хоре пел; с агитбригадой по полевым станам ездил, на Петре конферанс был. А еще Петр Федорович пишет стихи. Уже на целую книгу наваял, да выпустить не получается, не находится на такое дорогостоящее дело спонсор.Поругался ли с кем-то или, напротив, похвалить хочет – тут стих и рождается. Петр его записывает. Бывает – писал, писал и застопорилось. Так надо на пару дней отложить, вдохновение вернется, и стих свершится до конца. Понял уже поэт-любитель, что стихом и ранить можно. Раз в произведении куму, по отчеству Львовну, Тигром в шутку назвал, не поняла она, обиделась.

Есть стихи у Петра Федоровича, посвященные его любимой певице Валентине Толкуновой. Очень, как и весь советский народ, он Валюшу уважал и любил за душевность, женственность, нежность. И, конечно, не могла не стать героиней его стихотворений любимая жена. На юбилей он Елене Васильевне целую оду посвятил – «50 лет Аленушке». Вот отрывок:

…Время мчится, время катит, время пулею летит,

Не увидишь, как полжизни незаметно пролетит.

Вот родился, там крестился, детство, школа, институт,

Замуж вышла бы не рано и полжизни живёшь тут.

Кто везёт, тех погоняют. Ты свой крест несёшь сама,

Парацельс ты наш Ложковский, врач от Бога, мать, жена…

Душевно и с большой любовью пишет потомственный донской казак Петр Федорович Пономарев о степях наших, о батюшке-Доне.

Донской лазоревый цветок,

Цвета крови людской.

Сколько полито ей

На землице донской…

И околыш фуражки

У всех казаков

Окроплен алой кровью

Казачьих полков.

Как к отцу я всегда,

Дон, к тебе прихожу.

Как в святыне умыться –

Это я нахожу.

Крест кладу троекратно,

Как к тебе ни приду.

Троекратно кладу

И когда ухожу.

Ты своими местами

Постоянно зовешь,

Берегами-устами,

Словно песни поешь.

Как не слышать тебя,

Родный батюшка-Дон?

Это предки зовут,

Их – те песни и стон.

Ведь считаю себя

Я двойным казаком.

Родился на Дону

И в совхозе Донском.

По материнской линии дед-казак Петра Федоровича, рожак Котельниковского района. 1900 года рождения. Жили зажиточно, лошади были, коровы. Работники-калмыки помогали догляд за хозяйством держать. Но пришла революция – кого раскулачили и сослали, кто к белым ушел. Предок Петра Федорович, напротив, служил в кавалерии Буденного.

«Как ведь бывало? Несешься с шашкой в бою: красные на белых. Замахиваешься на встречного всадника рубить – ба! Братка мой! Сколько казаков порубили!» — и тут уж не может сдержать пожилой казак рвущихся из самых глубин души всхлипов. Такого не забыть, такое время не лечит.

Потому с такой страстью отдается сейчас Пономарев казачьим делам. Он уважаемый, авторитетный – старейшина в хуторском казачьем обществе, активный участник всех дел и свершений: совет дать, воспитательную беседу провести, правильное решение принять, покой односельчан охранять, пропавшего человека искать.

«Моей Душе не все равно!»

Вот и прошли, дорогой читатель, мы с тобой такое большое путешествие по человеческой судьбе. О чем бы мы сегодня, мой дорогой читатель, ни разговаривали – о жене и детях, грибах и собаке, работе и отдыхе: ничего из этого пустословьем не было. Понял ли ты, заметил ли, как из обычного деревенского пацана ковалась личность, как закалялась сталь казачьего характера. И в восемнадцать, и в семьдесят два был и остается казак Пономарев первым парнем на деревне. Тем, кем жива русская глубинка, на ком держится, кто каждую минуту себя за нее ответственным чувствует. Кто будет умирать, а землю свою родную не продаст и не предаст. Потому что есть у Человека Душа. Потому что, как и сам он в своих нехитрых, но искренних стихах пишет – Душе этой не все равно.

С душой я, для Души пишу.

Слова я свыше слышу.

А без души, нем для Души,

Хоть заберись на крышу…

Что свыше нам с тобой дано,

Должно служить всем людям.

Моей Душе не все равно,

Что завтра с нами будет…

Источник