Мой друг Сейка Вэла

Когда я был главным зоотехником совхоза «Ныдинский», мне приходилось много ездить по тундре, общаться с оленеводами. Иногда такие командировки растягивались на несколько недель и даже месяцев. Об одной из них я и хочу рассказать.

С наступлением весны мы проводили вакцинацию оленей от сибирской язвы. В тот год из-за болезни ветврача пришлось отправиться к оленеводам с опозданием – в мае. Из посёлка Нумги в бригаду Сейки Вэлы я вместе со своей собакой Лондоном выехал на упряжке из пяти оленей. Дорога была изнурительной. Снег быстро таял, следом за моей нартой проступала вода. На встречающихся проталинах олени с жадностью поедали ягель, не желая двигаться вперёд. Я был в пути почти неделю, а стойбища и стада Сейки всё не было видно.

Добравшись до небольшой реки (ледоход уже прошел), остановился и начал размышлять, как же её преодолеть. Тут один из оленей стал жадно втягивать воздух. Присмотрелся – на горизонте ползли какие-то точки. Схватив бинокль, я кое-как от волнения навёл резкость – так и есть, олени, причём домашние! Через час некоторые из них уже стояли на противоположном берегу и внимательно смотрели на меня и упряжку. Наконец, показался и пастух. Я стал кричать, махать руками, но он был ещё далеко и меня не замечал. Тогда, надев на хорей суконный гусь, я начал размахивать им. Помогло – нарта направилась в нашу сторону. На ней сидел Сейка. Он быстро наметил место переправы и бросил мне конец аркана, к которому я привязал вожжечку – оленевод знал, что мои олени не пойдут добровольно через речку.

– Крепче держись за нарту, когда она войдёт в воду, – крикнул он мне и потянул аркан. Я начал работать хореем. Животные нехотя двинулись по талому снегу вперёд и, наконец, поплыли. Я оказался по пояс в воде, но не чувствовал ни страха, ни холода. Выбравшись на берег, бросился к Сейке, обнимал и целовал его. Наконец-то добрался!

От холода спасли ленивые олени

Вид у меня был скверный, я трёсся от холода: казалось, вода и снег пропитали не только одежду, но и всё тело. Сейка помог раздеться и дал свою запасную одёжку. Я натянул чижи1, поверх них тобаки2 и влез в малицу. Обувь оказалась в пору, а вот малица узковатой – мои габариты были значительно больше, чем у хозяина. Зато она облегала тело, и я почувствовал, как тепло раскатывается по нему. Скоро совсем согрелся.

В это время подъехали пастухи Аккача Лапсуй и Хадейка Харючи: «Ӈгани’ торова!»3 Я их тоже поприветствовал, пожал руки. Мы были знакомы. Бригадир выпряг моих оленей и дал указания. Аккача поехал в стадо, чтобы привезти мне новую упряжку, а Хадейка взял со своей нарты небольшую палку и начал снимать с неё стружку. Стало уютно: мы разожгли небольшой костёр, над которым висел прокопчённый чайник, на рожнах жарилось мясо, рядом лежал Лондон. Пока мы чаёвничали и ели шашлык, Аккача запряг оленей в мою нарту.

– Собирались каслать, да отложим переезд, раз ты пришёл, – сказал Сейка. – Пастухи останутся в стаде, а мы поедем в чум. До него далековато. Я пойду первым. Ты не отставай.

Бригадир отвязал от своей нарты вожжечку, поправил постромки, чтобы они не тёрли ноги оленям, и ловко запрыгнул на шкуры рядом со своей лайкой Омылё. Я проделал то же самое со своей упряжкой. Крупные быки дружно потянули нарту по следу Сейки.

Вскоре я отстал. Сначала подгонял упряжку вожжечкой, потом стал причмокивать и покрикивать. Но это не помогало. Даже хорей оказался бесполезен. С меня уже пот лился градом. Нарту бросало из стороны в сторону, в любую минуту с неё можно было упасть. А Сейка уходил всё дальше. Наконец, он притормозил. Но не успел я подъехать, чтобы передохнуть, он вновь помчался вперёд. Когда мы добрались до чума бригадира, я совсем обессилел, мне было жарко.

И вот мы на месте

У бригадира было две спутницы жизни. Первую звали Ари. Она была старше его лет на пятнадцать и воспринималась как мать. Вторая, Аюни, по-русски Нина, наоборот – моложе лет на десять. Детей у них не было.

Я привязал Лондона к гружёной нарте, постелив рядом кусок оленьей шкуры. Ари вышла из чума, выпрягла наших оленей и отогнала к пасущимся быкам. Аюни уже накрыла на стол. Мы с Сейкой стали с аппетитом есть оленье мясо, тушённое в собственном соку и жире. А потом пили плиточный чай, заваренный в кружке. Омылё сидел рядом и периодически получал от хозяина лакомые кусочки. За это Аюни упрекала его. Он защищался:

– Да Омылё заменяет двух пастухов. Без него я плохой оленевод. Он всё понимает, как человек.

Видимо, бригадир постоянно слышал эти замечания, но всегда оставался при своем мнении. У меня же в голове крутилась другая мысль – почему мне запрягли ленивых быков, ведь раньше такого не было. И я прямо спросил об этом Сейку.

– Дорога длинная. Если бы олень был быстрый, ты бы окоченел, а эти помогли тебе согреться, – пояснил он мне.

Я поблагодарил друга за такую предусмотрительность.

После трапезы я отвалился от стола на подушки. Аюни накрыла меня своей новой ягушкой, подкладка которой была сшита из шкурок белок. Стало тепло, и я погрузился в крепкий сон.

– Однако хорошо спал, – сказала Аюни, когда я проснулся. – Я собаку покормила.

– А где Сейка? – спрашиваю.

– В стадо уехал вместе с Няруй Хабай. За телятами надо смотреть.

Я вышел из чума. Ари просматривала содержимое вандея4 . На большом брезенте сушился хлеб, нарезанный пластами, висела одежда. Солнце было высоко, где-то рядом щебетали птицы. Я сел на нарту, осмотрелся и подумал: «Благодать-то какая! Где ещё такое увидишь?» А ведь только вчера мечтал о том, чтобы найти людей, выбраться из плена белого безмолвия и больше в тундру ни ногой. Ан нет, отогрелся, насытился, выспался, и в голову полезли совсем другие мысли. Как же противоречиво человеческое существо.

Особенности «чумового» быта

Утром началась суматоха. Нужно было переехать на новое место. Сбором скарба занимались женщины. Они же разобрали чум. Когда всё снаряжение бригады было упаковано, Хадейка пригнал неплодовых оленей. Общими усилиями пастухи определили ездовых быков в импровизированный загон, образованный из гружёных нарт и кусков мешковины.

Каждый отобрал оленей для дальней дороги. Запрягали их в грузовые нарты по трое, в легковые – по четыре головы. Каждый взрослый, кроме Сейки, сопровождал несколько нарт, привязанных друг за другом. Я же, как и дети, был освобождён от такой нагрузки.

Первым поехал бригадир, за ним Аюни. Остальные располагались по установленному в бригаде ранжиру. Караван «змейкой» потянулся к новой стоянке. Во время переезда я наблюдал удивительную картину: если Лондон бежал рядом с нартой, то более старые и опытные лайки пастухов, привязанные точно так же, как моя собака, умудрялись во время хода отдыхать – они вставали на полоз нарты и балансировали на нём до тех пор, пока нарта не останавливалась. Потом всё повторялось.

К концу дня мы были на месте. Аюни и Ари быстро разложили веточные и травяные маты, шкуры, подушки, установили остов чума и печку, обтянули жерди полотнищами – наше жилище было готово! Над чумом появился дымок. Не успели мы с Сейкой поболтать, как Аюни позвала к столу.

Май подходил к концу, и природа брала своё: оживал птичий мир, с каждым днём пернатых становилось всё больше – помимо пуночек, подорожников и куропаток, появились чечётки, чайки, кулики и даже гуси, лебеди. Последние иногда парами пролетали вблизи чума, словно белоснежные облака. Над стадом ежедневно парили орланы-белохвосты, мелькали вороны. Май принёс заботу зверям. Ночью с соседних сопок слышалось потявкивание песцов, у которых появилось потомство. В стаде с каждым днём становилось больше телят. Они бегали возле важенок.

Пастухи дежурили по двое через сутки. И я вместе с ними. В стаде бригады выпасался очень большой олень, которому я дал прозвище «Лось». Как-то Сейка с гордостью поведал мне его историю:

– Вон того рослого мы зовём Абоку. Он авка, вырос при чуме. Ему восемь лет. Я его воспитал без матери, её загрыз волк. Весной Абоку многих оленей спасает: они не способны наст пробить, чтобы до ягеля добраться, а он легко пробивает, вот они около него и кормятся. А когда гнус поднимается на крыло, он, как в детстве, прибегает к чуму и в нём отдыхает. Городские, как увидят его, спрашивают, сколько от него можно получить мяса. Странные люди. Без него и стадо оленей не смотрится. Он будет жить, сколько проживёт, и умрёт своей смертью в тундре. Они не поймут одного, что Абоку для меня как сын.

Однажды мы с Сейкой сидели на шкурах и вели разговор на разные темы. Неожиданно он сказал:

– Подожди маленько. Сейчас я тебе тасму5 покажу.

Взглянув на неё, я сразу понял, что это не просто пояс, а настоящее произведение искусства. Ножны, рукоятка ножа, бляхи, чехол для шила, набор челаков на кожаном ремешке были выполнены из бивня мамонта.

– Тасма великолепна. Видимо, мастеру или мастерам пришлось долго и с душой трудиться над ней.

– Она принадлежала моему дальнему родственнику, – ответил Сейка. – Я долго просил, чтобы он мне её отдал. Взамен я подарил ему несколько оленей.

И необычная еда

Я часто бывал в бригаде Сейки Вэлы во время весенних и осенних зооветеринарных работ. Заезжал к нему, когда трудился в соседнем хозяйстве. Мы были друзьями. Именно у него в гостях я дегустировал экзотические на мой взгляд блюда ненецкой кухни.

Помню, как Ари угощала кушаньем из губ лося. Готовила она их так: опаливала, тщательно очищала (скоблила) от волос, потом более двух часов варила в подсоленной воде. По готовности разрезала губы на дольки и подавала на стол. Во второй раз она приготовила немного по-другому: отварив, охладила, разрезала на продольные полоски и обжарила на оленьем сале до румяной корочки. В обоих случаях блюдо было специфически вкусное.

Пробовал я и желудок оленя. Как-то после разделки яловой6 важенки, напившись крови, я пошёл в чум. Через некоторое время зашла Ари, держа в руках разделанный желудок. Заметив удивление на моём лице, сказала:

– Я его маленько почистила, кровь налила и кусочки мяса положила. Желудок завязала. Теперь положу его под мох, чтобы холодно было.

– А что с мясом будешь делать?

– Кровь солёная, желудок запах даст. Маленько полежит, кушать будем.

– Маленько – это сколько?

– Дня два.

Через пару дней Ари достала заготовку и выложила содержимое в большую миску. Мясо и вправду пропиталось кровью и запахом желудка. Получилось очень вкусно. «Наверное, это ненецкое деликатесное блюдо», – подумалось мне. Позже я ещё не раз лакомился им в гостях у Сейки.

Деликатесом у ненцев признан и мозг трубчатых костей (костный мозг), который мне удалось попробовать той весной. Однажды, когда отёл важенок и нетелей уже закончился, Сейка предложил:

– Надо свежего оленьего мяса поесть, а то силы что-то нет, мышцы болят. Скоро дел будет много (через несколько дней мы планировали провести коральные работы. – Прим. авт.).

Пока я делал записи и готовил текущие документы, оленеводы разделали трёхлетнюю хабторку7. Одна половина ребёр была удалена, полость груди и живота заполнены кровью. Тут же лежали куски печени и почки. Сейка присыпал кровь солью, помешал ножом и дал команду к началу трапезы. Первым делом мы принялись за рёбра – обмакивали их в кровь, захватывали зубами, обрезая мясо уже около губ. Когда всё съели, принялись за мозг трубчатых костей. Он был разделён поровну между всеми. Пастухи были довольны вкусом. Глядя на меня, Аккача заметил:

– Такое кушанье называется наябад.

Когда оленеводы насытились и отошли от туши, чтобы умыться, её обступили остальные обитатели становища. Все они демонстрировали виртуозное владение ножом. Остатки мяса женщины разделили между собой. Вскоре из чумов повалил дым – началась варка. Досталась свежатинка и собакам.

Когда в тундре праздник

Июнь, на мой взгляд, самая благоприятная пора в тундре. В этом месяце она меняет чёрно-белый цвет на зелёный, причём быстро. Ведь почти все растения здесь многолетники, и у многих из них ещё с осени были образованы зимующие почки. С наступлением первого тепла они активно распускаются.

Теперь дежурные пастухи ежедневно подгоняют стадо к становищу. После ужина Сейка провёл совещание. Было решено каслать в район кораля: отёл важенок и нетелей завершился, телята окрепли.

Прибыв на место, мы два дня занимались ремонтом кораля. Когда всё было готово, организовали загон оленей. Сейка привязал к своей нарте важенку. С ней рядом находился телёнок. Призывно крича, бригадир поехал прямо в кораль, между его «крыльями». Остальные рогачи, подгоняемые пастухами и собаками, дружно побежали за ним. Как только все животные пересекли линию ворот кораля, оленеводы быстро закрыли проход длинными жердями, укрепив их мешковиной. Олешки начали метаться вдоль ограды, но, не найдя выхода, закружились всем стадом против часовой стрелки. Важенки надрывно звали своих телят, а те в свою очередь, сигналили матерям.

Пастухи, перекурив, поймали арканами новых ездовых быков. С общего согласия накинули тынзян на молодую яловую важенку – жертву во имя благополучия коральных работ. А потом началась основная работа: сперва отделяли двести – триста голов от общей массы и загоняли в предварительный загон, из него по двадцать – двадцать пять оленей перегоняли в рабочую камеру. Здесь телятам на ушах вырезали ножами метку стада. Их считали и отпускали в большой накопительный загон. Туда же отправляли остальных оленей, получивших прививку от сибирской язвы.

Старики в это время освежевали пойманную важенку. Женщины начали варить мясо, большие куски они жарили у костра на рожне. После трёх часов напряжённой работы темп снизился. Видя это, Сейка объявил обед. Мы умылись и расположились рядом с женщинами на шкурах. Приятно отдыхать и есть свежее мясо. Мы много разговаривали и смеялись. Было видно, что для всех сегодня праздник.

Как же не хотелось снова идти в камеру и топтаться там в грязи, получая иногда удары от оленей. Но раз надо, значит надо, и мы без особого энтузиазма направились в кораль. Все понимали, что пока не пропустим каждое животное через рабочую камеру, отсюда не уйдём. Да и, наконец, чем меньше олени будут находиться в корале, тем лучше для них и для нас – меньше травм и сил на излечение. С каждым оленем работы становилось меньше. Эти мысли прибавляли сил. Сейка всех подбадривал, хвалил, а порой и посмеивался, если были ошибки. Никто на это не обижался.

Спустя пять часов последний олень покинул рабочую камеру. Наконец, пастухи выпустили животных из кораля. Те быстро побежали в тундру и стали кормиться. Важенки суетились в поисках телят, а те искали матерей. Воссоединившись, они сразу убегали к пасущемуся стаду.

Сейка с братом принесли панты8, которые животные обломали во время толкучки в корале. Женщины сразу начали их опаливать на костре, чтобы очистить от бархатистого ворса, а потом скоблить ножом. Сейка суетился больше всех и говорил:

– Мы очень любим панты. Они много силы дают.

Он вручил мне лучший, по его мнению, рог. Вкус своеобразный, но съел его я с аппетитом. Кожу с пантов пробовать не стал.

После чая двое пастухов уехали дежурить в стадо, остальные направились к становищу. Праздник кончился. Впереди нас ждали тундровые будни.

Я оформил всю документацию. Теперь необходимо возвращаться в посёлок с полугодовым отчётом о деятельности бригады Сейки Вэлы. Для этого придётся проплыть на колданке от истоков до устья реки Ныда. Первым июльским утром я отправился в дорогу…